ЕВРАЗИЯ - Не власть, но влияние на власть

- Есть ли у России конкуренты на звание геополитического центра Евразии? Скажем, Китай?

Нет, Китай станет нашим конкурентом, если займет наши территориальные земли. Это принципиальный вопрос, потому что геополитическим центром Евразии является географическая территория - цивилизационно, державно, культурно оформленная. Именно территория, а не народ и не государства. Китай занимает земли, которые не могут рассматриваться в качестве ядра Евразии. Если китайцы завоюют территории нынешней Российской Федерации, тогда можно сказать, что китайцы пришли на смену нам.

Территория, которую занимают русские, есть центр Евразии. Мы ее контролируем, значит, мы в центре. Мы можем разложиться, пасть, но пока мы ее контролируем – мы центр. Даже слабый центр, но как только мы совсем исчезнем, те, кто придет на наше место, кем бы они ни были, будут центром мира. А Китай – либо региональная держава, либо часть нашей Великой Евразийской империи, это законы «Большой Игры», политической географии, геополитики. Весь феномен современного Китая не может заместить собой геополитическую функцию России.

Геополитика – дело умных и решительных людей, поэтому я думаю, что компетентных людей в этой сфере нет в России, но они могут появиться.

Но русский народ настолько сжился с этим пространством, настолько отождествил свою историческую миссию с защитой этого положения, что пространственный смысл нашей нации, этноса сопряжен с контролем этих территорий. Мы скорее совершим что-то страшное, чем уйдем отсюда. Мы иногда демонстрировали, что можем быть не особенно добрыми, и я думаю, что мы скорее перейдем все границы дозволенного, чем исчезнем с нашей территории.

- Дружба с Ираном очень важна для евразийской идеи. Что Вы собираетесь делать, чтобы разрядить напряжённость вокруг Ирана и предотвратить новую войну?

Я нахожусь в хороших отношениях с иранским руководством, поддерживаю тесные отношения с посольством Ирана. Мы делаем все возможное, оказываем максимум поддержки российско-иранским отношениям. Вообще, идея российско-иранского альянса – евразийская идея, она не была свойственна советским деятелям типа Примакова, потому что Иран считался врагом СССР. Российско-иранская ось, Москва-Тегеран, не была инерцией советского периода, но не была и инерцией дипломатии ельцинского, козыревского периода, которая была основана на ненависти ко всему, что не входит в американскую модель.

Факт существования проиранской линии в российской политике – пускай она время от времени слабеет, но она есть всегда - это результат нашей деятельности. Я не буду воспроизводить сотни страниц из моего учебника по геополитике, где я доказывал необходимость российско-иранского стратегического партнерства как главной южной оси для России. Это было сказано еще в первых моих текстах, и сейчас, спустя почти двадцать лет, действительность лишь подтверждает мои слова.

Проблема российско-иранских отношений заключается и непосредственно в президенте Ирана, который не сделал окончательного выбора между радикализацией отношений с Западом и поиском поддержки у негативных, деструктивных ультраисламских сил в арабском мире и более мягким многополярным проектом с Россией. Иран – евразийское государство, судьба Ирана связана с альянсом с Россией, возможно, с Китаем. Чтобы это направление реализовать, Тегеран должен максимально согласовывать свои позиции с Россией и с Пекином и пожертвовать радикальной антиевропейской риторикой, выбрав евразийство.

Ахмадинеджад же стал двигаться в двух направлениях сразу. Он поддерживает хорошие отношения с нами – евразийская линия, а с другой стороны, заигрывает с радикальными суннитскими силами, и это вредит нашим отношениям. Евразийское отношение к Ирану – это не безусловная поддержка всего, что Иран скажет. Если руководство Ирана, страны, которая является нашим главным стратегическим партнером, делает шаги, направленные против евразийских интересов, мы не можем сидеть и молчать. Я пытаюсь донести это до руководства Ирана.

Иран – это свободная страна, суверенная страна, на нее никто не может влиять, но система аргументации, которую мы делегируем Тегерану, основана на дружелюбии к Ирану. В руководстве Ирана есть евразийская группа, но есть и неевразийская, исламистская группа, которая видит судьбу Ирана, связанной с радикальными исламистскими движениями. Президент находится между этими антагонистическими группами, склоняясь к исламистскому варианту.

- Почему Вы включаете в евразийское пространство Восточную и даже Западную Европу? Не противоречит ли это понятию Евразия? Признаете ли вы «Пассионарную теорию» Льва Гумилева или считаете ее устаревшей?

Я считаю, что мысли не устаревают, устаревает форма мысли. Настоящая мысль сопряжена с вечностью, ее историческое направление может устаревать. Я с большим интересом отношусь к идее пассионарности, считаю ее прикладной характер крайне полезным. Может быть, я не являюсь схоластическим последователям Гумилева, но, тем не менее, признаю его авторитет.

Вклад Льва Гумилева в науку и культуру огромен, потому что его произведения являются произведениями искусства в высшей степени - изящными, элегантными, глубокими. Я считаю Гумилева великим человеком, и как к великому человеку, русскому патриоту, испытываю пиетет и благоговение.

Понятие «Евразия» очень огромное, существует 7 или 8 пластов, которые должны пониматься под Евразией. Одно из пониманий, которым руководствуются евразийцы-классики – Россия. Россия не как страна, а как цивилизация. Сегодня мы можем расширить это понятие и на географическую Евразию, в которую входит весь континент, и на Евразию как Россию вместе со странами СНГ, поэтому понятие Евразия сегодня дополняется.

Что касается принципиального отношения к Западной Европе, которое не зафиксировали первые евразийцы, то конкретный политический анализ они делали применительно к географической ситуации 20-30-х годов. После Второй мировой войны сложилась новая политическая география – Запад, против которого выступали евразийцы. Романо-германская цивилизация сместилась из Европы в Америку, англосаксонский постпротестантский мир во главе с американской сверхдержавой стал источником того, что евразийцы ненавидели, отрицали, с чем они боролись.

Сама Европа шагом в сторону абсолютного зла обнаружила свои ограничения в этом направлении. Если по сравнению с континентальной Европой и Россией франко-английская часть Европы в начале ХХ века казалась воплощением зла, то со 2-ой половины ХХ века ее центр переместился и изменился. Теперь антиамериканизм сплачивает и нас, и европейцев, хотя Америку породила сама Европа, теперь сама не рада. Разница между Европой и Америкой – разница между Западом, окрашенным евразийством, и чисто атлантическим Западом, не окрашенным евразийством. Континентальная Европа, франко-германская Европа стала рассматриваться после Второй мировой войны как возможное продолжение геополитического евразийства к западу. Граница проходит не по Польше, по Украине, а по Атлантическому океану.

- Каково ваше отношение к этническим агрессиям типа косовской?

Надо быть за своих, нельзя выступать с точки зрения абсолютной истины. Мы, русские, должны поддерживать «наших» - сербов, как американцы поддерживают «своих» - албанцев. Сербы – это страдающее меньшинство в Косово. Да и помимо этого наши интересы состоят в поддержке братского православного народа, который является нашим геополитическим представителем в Европе.

Здесь есть и нравственный элемент, поскольку несчастные мирные люди страдают от рук албанских варваров, и есть геополитический смысл. Я бы назвал это сочетанием этики и интересов. Здесь они совпадают, так как невинных людей в Косово притесняют албанские террористы.

Надо помнить, что сербы – наши друзья. Никогда в политике нельзя забывать о том, кто друг, кто враг. Само определение политики, по Карлу Шмитту, начинается с выделения пары «друг-враг». Враги наших друзей – наши враги. Надо постоянно возмущаться действиям и заявлениям врагов, поддерживать сербское население, предъявлять Албании претензии. Американцы и европейцы под флагом войны с сербами бросают вызов нам, России.

- Грузия продолжает делать враждебные шаги. Каковы ваши планы в этой связи?

В Грузии тоже есть евразийские ячейки. Их задача – донести до грузинского народа, что единственным гарантом территориальной целостности Грузии является Москва. Как только Грузия рвет с нами, то Грузии как единого государства больше не будет, и мы будем его восстанавливать потом, когда Саакашвили исчезнет с исторической арены. Это будет очень трудно. Единственный шанс у Грузии сохранить свою территориальную целостность – это альянс с Москвой. После агрессии Саакашвили мы сказали «да» суверенитету абхазцев и южных осетин - дальше грузины имеют дело не с абхазами и осетинами, а с нами.

Нынешней грузинской властью провоцируется гражданский конфликт. Вот что надо понять грузинам. Если они не хотят этого понять и продолжают терпеть Саакашвили, они получат окончательный распад. В свое время наша евразийская молодежь ездила в Южную Осетию в качестве добровольцев, защищая осетинский и абхазский народы от грузинской агрессии. Но мы будем бороться и против волны антигрузинской ненависти в России, будем говорить, что грузины – наши православные братья, что ни в коем случае нельзя переносить справедливую ненависть к американским марионеткам, которые ведут Грузию самоубийственным курсом.

Наша задача – отстаивать национальные интересы, объяснять геополитическую закономерность идущих процессов, участвовать в этом лично, включая военные столкновения, и предотвращать перенос конфликта на межнациональную почву. Евразийцы всегда утверждали, что почва важнее, чем кровь. Мы отстаиваем национальные и территориальные интересы, мы должны быть последовательны и жестки. Но как только речь заходит о противостоянии между народами, конфессиями и культурами, мы говорим – стоп, те грузины, которые лояльны к России и не согласны с курсом Саакашвили, и даже обманутые им грузины – они не наши враги. Надо понимать, что мы связаны с ними историческими нитями общей православной традиции, потому мы будем делать все, чтобы Грузия не пошла на поводу американского давления, чтобы не переносить сферу конфликта на межэтнический уровень.

- Сегодня необходимо восстановить геополитический суверенитет России, который был подорван в 1991 г. Ведь очевидно, что если власть служит нашим геополитическим противникам и вообще кому угодно, но только не национальным интересам, то бессмысленно говорить и о геополитическом суверенитете. Необходим народный суверенитет, который прописан в ст. 3 Конституции РФ. Сейчас власть сама по себе, народ сам по себе. В итоге президент и депутаты осуществляют свои интересы или интересы тех, кто им заплатит, но только не народные. Ясно, что Россия будет и дальше катиться в геополитическую яму при такой обстановке внутри. Чтобы избежать этого, необходимо передать высшую власть народу, то есть дать ему возможность поощрить и наказать президента и депутатов, высших управленцев в стране. Считаете ли Вы, что избранная народом власть должна нести ответственность перед ним?

Согласен с тем, что сегодня суверенитет России и его защита являются главной задачей государства и общества, согласен с принципом геополитического суверенитета России как высшей ценности. Это скрепа нашей государственности. Это вопрос не столько внутренних возможностей, сколько внутренней готовности. Всегда можно реализовать задачу, если отнестись к ней с фанатизмом.

Россия резко пошла в сторону утраты суверенитета с конца 80-х – начала 90-х годов. Все 90-е годы Россия шла последовательно по пути утраты суверенитета. Так продолжалось до Путина. Приход Путина положил начало другой тенденции – прямо противоположной, направленной на укрепление суверенитета страны. Это делается непоследовательно, плохо, недостаточно быстро и фундаментально, но все же делается, и я убежден, что переломной точкой был 1999–2000 год, когда Россия от одного цикла перешла в другой. Идти в прямо противоположном направлении трудно, Россия идет неуклюже, а в последнее время и, увы, часто оборачиваясь назад.

По поводу участия народа – я полностью согласен с тем, что именно народ должен быть носителем суверенитета и главным субъектом истории, народ и есть субъект истории. Но вопрос, как ему контролировать власть, это вопрос, который мы не могли решить последние 300 лет. После церковного раскола народ стал колонизированной массой аборигенов, управляемой разными типами чужеродных элит – романо-германскими, говорящими по-французски, затем большевиками, представляющими собой достаточно маргинальный в этно-культурном смысле слой, особенно поначалу.

Это проблема многих государств, потому что элита сплошь и рядом бывает антинациональной, аллогенной. Вопрос в том, как заставить власть двигаться в унисон с народной волей, а не против нее. Совершенно безответственна и играет только на руку врагов России любая попытка радикализировать ситуацию взаимоотношений власти и народа. Мы тут же скатывается в лагерь провокаторов, «оранжевых», олигархов и их ставленников, которые требуют всего этого немедленно, здесь и сейчас. Если мы посмотрим, кто эти люди, которые требуют подобного радикализма, мы увидим, что они финансируются и управляются внешними силами, опальными олигархами. Иными словами, проблема суверенитета по-прежнему стоит в центре внимания, и мы должны действовать эволюционно. Любая попытка говорить с властью на языке ультиматума и шантажа ухудшит положение дел с суверенитетом и с возможностью влияния народа на курс власти в стране.

- Есть ли в российской так называемой «элите» лица, умеющие решать какие-либо геополитические вопросы в пользу Отечества? Может ли в российской политике существовать термин подражания «как у них... в Америке, Китае, на Западе и т. д.»?

По-настоящему решать не умеет никто. В эпоху позднесоветского периода я стал пропагандировать геополитику, примерно с конца 80-х гг. Написал первый учебник «Основы геополитики», собрал, перевел и опубликовал тексты западных геополитиков. В России нет специалистов по геополитике, потому что эта дисциплина до конца 80-х была здесь никому не известна. Геополитика требует ясности мышления и большой концентрации воли. Это не было присуще позднесоветскому строю, последние 20 лет до развала СССР интеллектуальный и волевой потенциал позднесоветской элиты был парализован.

Геополитика – дело умных и решительных людей, поэтому я думаю, что компетентных людей в этой сфере нет в России, но они могут появиться. Одно время вакуум геополитического мышления осознавался на вершине власти, много рецептов, которые я и мои последователи излагаем в течение многих лет, принимались российской властью. В 2005 году я был приглашен в США, в Госдепартамент и в Институт Хопкинса, где очень серьезные аналитики показали график совпадений моих геополитических воззрений с тогдашними решениями и определенными шагами российского руководства. При Ельцине такое совпадение было почти равно нулю. При Путине оно было порядка 70%. Сейчас, разумеется, картина другая, хотя, слава Богу, о возвращении к временам Ельцина говорить не приходится.

Мы развиваем молодежное направление в разных городах России, в СНГ, в Европе, там издаются молодежные издания евразийства. Повсюду растут наши ячейки.

Геополитика – это инструмент, и сама жизнь заставляет людей ей пользоваться, чтобы более адекватно реагировать на внешние вызовы. Что касается имитации и подражания тому, как дело обстоит в других странах – это может пойти на пользу. Если мы будем действовать так, как американцы – провозгласим себя империей, а весь мир - зоной собственных интересов, начнем отстаивать свои собственные интересы и ценности, независимо ни от чего, с такими же волей и упорством, мы будем молодцами.

Если мы будем учиться у Китая, который строит активно эффективную экономическую модель, поддерживает национальное производство, и при этом тонко балансирует между тоталитарными приемами в политике и либерализмом в сфере экономических проектов, то это нам будет только на пользу. Если своего ума нет или мы считаем, что нет пророка в своем Отечестве – давайте учиться у других. Поэтому в подражании геополитическим моделям других стран не вижу ничего плохого.

Интересно, что китайцы приезжали ко мне и просили принять участие в организации китайской геополитической школы. Они ведут себя в целом сегодня более адекватно, но при этом они не стыдятся учиться у нас. Может, и у них есть геополитик, свой китайский Дугин, которого они не замечают, а ищут в других странах. Китай, у которого дела лучше, чем у нас, готов брать уроки геополитики в других странах. Американцы тоже интересуются нашей геополитикой. Менее всего интересуются ею российские чиновники.

- Как Вы объясните Ваше эдакое юдофильство и пренебрежение к русским «За круглым столом КП»? Я понимаю, дело старое, но Вы действительно так считаете или это заискивание перед теми, кто сегодня правит нашей страной?

Во-первых, я сам – русский человек, в круглом столе КП участвовали две группы евреев. Русскими были только мы с дьяконом Кураевым. С одной стороны, сидели нормальные, вменяемые евреи: иудеи в шапочках, адвокат Барщевский, которые чтят свои традиции, любят свои корни… Почему я должен к ним плохо относиться? Есть, конечно, богословское противостояние у православных с евреями, но это другая тема, и я не вижу никаких оснований не испытывать личных симпатий к религиозным людям - даже других конфессий.

Вторая половина участников круглого стола в КП – абсолютно невменяемые евреи, которые защищали человека, напавшего на синагогу, и при этом выступали от имени русского национализма и русской церкви. Это Поткин, Назаров, Савельев и другие – евреи-расисты, которые выдавали себя за «русских патриотов». С этими людьми мне точно не по пути, они - откровенные провокаторы. И здесь надо четко осознать, что возрождение русского позитивного национализма или национализма любви должно твердо воздерживаться от скатывания в неприязнь к другим народам.

Мы, русские, народ удивительный, мы должны возрождать нашу культуру, самобытность, идентичность. Мы это и делаем, этим занимаемся, я 25 лет работаю в этом направлении, и страдаю за это: я прошел тяжелые формы преследования со стороны антирусской, антинациональной власти.

Необходимо, на мой взгляд, четко разграничивать «национализм любви» и «национализм ненависти». Если иудеи или мусульмане следуют своей вере, своим традициями, но являются лояльными гражданами по отношению к нашему государству, уважительно относятся к русскому народу, на языке которого говорят, и основным принципам которого подчиняются, по крайней мере, теоретически, то со стороны нас, большого народа, они заслуживают отношения полной деликатности, понимания и уважения к их, отличной от нас, позиции. В этом проявляется наше величие и уникальность русского народа.

Конечно, хорошо было бы, чтобы жители Израиля так же уважительно относились к представителям других народов, которые оказались в Израиле – к русским и к палестинцам. Но это их дело, мы не должны их этому учить. Я вообще считаю, что русским нечего делать в Израиле. Русским сейчас нужно отстраивать собственную страну. Все русские должны быть в России. Мы должны собраться на нашей родине, это уникальный шанс. Мы должны сейчас отстраивать, обустраивать, возрождать нашу Родину.

Я с уважением отношусь к иудеям, и когда они становятся жертвами агрессии неуравновешенных людей, которые совершают преступления в храме, все мои симпатии на их стороне. В других случаях, если же кто-то из евреев совершил бы безобразное деяние, например, надругательство над нашей церковью или над святынями мусульман в нашей стране, я был бы против них. Априорно я отношусь к ним позитивно.

Что же касается русского патриотизма, то я являюсь одним из его идеологов с большим стажем: я был русским патриотом, русским националистом, когда нынешнее поколение сорокалетних вступало в комсомол, в КПСС и разделяло марксистские догмы. Я не был ни комсомольцем, ни марксистом, был с 18-ти лет традиционалистом, консерватором, русским патриотом, националистом без всякой апелляции к другим идеологическим формам. Я принадлежу к числу немногих людей, таких как Шафаревич, Осипов, которые отстаивали русские национальные идеи в те годы, когда большинство нынешних патриотов ошивалось по райкомам. Я понимаю, что у нас последовательность не в чести в обществе, но я думаю, что это неправильно. Надо уважать стаж работы в этом направлении. А у меня он огромный, я думаю, больше чем у кого бы то ни было, за редким исключением людей, которые еще дольше двигаются в этом направлении, независимо от политической конъюнктуры.

- Как вы относитесь к НБП?

НБП я создавал вместе с Лимоновым. Идеология была исключительно моя. Лимонов же хотел создать группу своих сторонников. Вначале это была некая двойственная система – лимоновский персоналистский пиар и моя национал-большевистская идеология. Подчеркну, что национал-большевистская идеология не имеет ничего общего с нацизмом и большевизмом. Это специфическая форма консерватизма, немецкого и русского, носители которого - Устрялов, Никиш - никогда не были большевиками или нацистами. Наоборот, немецкий национал-большевик Эрнст Никиш возглавлял одну ветвь антифашистского движения «Widerstand» и был интернирован нацистами в 1936 году. Он был освобожден советской армией из концлагеря в 1945.

История национал-большевизма ничего общего с той пародией, в которую превратил его Лимонов, не имеет. До какого-то момента в НБП присутствовала идеология Устрялова, Никиша, Тириара, привнесенная мной, а также традиционализм, евразийство, консервативная революция и другие интересные ценные направления. Параллельно была шпана Лимонова. После того, как я ушел, национал-большевизм стал оттуда постепенно исчезать, вплоть до того момента, когда в НБП осталась чистая лимоновщина.

Сейчас, уже запрещённая НБП, настолько отступила от своих корней, что национал-большевизма там совершенно не осталось. Это группа Лимонова. Он человек творческий, но в основном любит самого себя и понимает лишь самого себя. Это эгоцентрик, ультраэгоист, хотя мне нравились его ранние книги. Проза маленького, недалекого человека, который обладает фантастическим упорством, – что-то в этом есть, с точки зрения литературы. Этакий метафизический планетарный лимитчик, то hobo, то джиголо, то лакей. Но требовать от него последовательности нельзя, и ребята, которые пришли к национал-большевизму, стали жертвой его личного пиара.

Поэтому я двойственно отношусь к НБП: люди, попавшие в нынешнее политическое движение Лимонова, попали в ловушку. Сегодня понимают неадекватность этого почти все в организации. Одни считают себя именно «лимоновцами», мысля о себе так, что мы – "лимоновцы", мы шумим, хулиганим, в духе европейских анархистов и антиглобалистских леваков. Для них национал-большевизм – пустой брэнд. Тот, кто им заплатит, за того они и готовы орать и садиться в тюрьму. Есть такие бомжи молодежные, которых Лимонов бросает на баррикады.

Идейных национал-большевиков становится все меньше, если они вообще остались. Новая поросль, которых лимоновский подход устраивает. Они могут как угодно называться, а сам термин «национал-большевизм» может использоваться в противоположном смысле. Национал-большевистская идеология в случае Устрялова – его основателя – заключалась в том, чтобы поддерживая коммунистов, проводить национальную политику в России. Это была идея, смысл национал-большевизма – надо пойти к победившей силе, даже идейно чуждой, ради великой России, Россия выше конкретной чуждой идеологии.

Никиш – основатель немецкого национал-большевизма – говорил, что немецкое национальное возрождение требует левой социальной, а не капиталистической политики, требует социальной справедливости, и должно быть основано на альянсе с СССР. Он не был фанатом Сталина, но говорил, что германское национальное возрождение возможно только совместно с русскими и в духе левой социальной политики.

Мы складываем эти два тезиса и видим, что идеальной фигурой, отвечающий интересам национал-большевиков, является германофил Владимир Путин, который в свое время разгребал ельцинский завал и выступал, и сейчас выступает, за альянс России с Германией. Это и есть фигура, которая с точки зрения идеологии последовательного национал-большевизма должна быть поддержана. Вот что вытекает из основ этой идеологии.

Устрялов – православный монархист, он поддерживал большевиков, которых ненавидел, понимая, что Россия выше всего. Уж насколько Путин был бы ближе консерватору Устрялову! А тут мы видим беснующихся отморозков, которые поддерживали «оранжевого» Каспарова и даже откормленного Касьянова, финансируются Невзлиным и визжат на улицах против Путина, против России. Это настоящая пародия. Трудно представить себе нечто менее национал-большевистское. Включая идиотский флаг.

В нашем обществе, впрочем, много и не такого безобразия. Например, почему-то партия право-консервативного и шоуменовского толка Жириновского называется «либерально-демократической». Она может быть названа любой другой, но только не «либерально-демократической». Тем не менее, ЛДПР «либерал-демократами» не называют, это совсем было бы глупо, а «лимоновцев» некоторые все еще называют национал-большевиками. «Лимоновцы»-то они «лимоновцы», как и элдэпээровцы-жириновцы, но ни те не национал-большевики, ни эти не либерал-демократы.

Люди не разобрались, они думают, что национал-большевизм – сочетание сталинизма и гитлеризма, хотя на самом деле национал-большевизм вообще ничего общего с этим не имеет. Это направление немарксистское, хотя и левое, националистическое, хотя и антифашистское и антинацистское. Типа братьев Штрассеров – это антигитлеровское направление левых националистов в Германии, которые были за союз с Россией и против Гитлера. Естественно, таким и мыслилось это движение, пока в 1998 году я не ушел из НБП, дальше пошла деградация. Но если бы Лимонов умер до моего ухода, то это национал-большевизм стал бы силой.

- А как вы относитесь к движению «НАШИ»?

«Наши» функционально были призваны дать ответ на воспроизводство в России украинской «оранжевой революции». Когда «оранжевая революция» на Украине задействовала молодежный сегмент для раскачивания власти и для блокирования пророссийского вектора в украинской государственности, наши политтехнологи и наша власть обеспокоились этим и создали симметричное антиоранжевое молодежное движение. Функционально оно совпадало с моими идеологическими интересами, это антиоранжевая сила мобилизации молодежи, чтобы не допустить здесь у нас «оранжевой революции». В этом отношении мы с ними по одну сторону баррикад – мы против «оранжевых». Мы тоже против шовинизма, ксенофобии. Но на мой взгляд, понятие «антифашизма» совершенно иррелевантно на сегодняшнем историческом этапе, просто потому что нет фашизма.

Фашизм – явление очень своеобразное. Когда мы говорим «фашизм», то подразумеваем немецкий «нацизм», а в самой нацистской Германии слово «фашизм» было ругательным, как у нас «троцкизм». «Фашистами» никто из немецких нацистов себя не называл. Фашизм и национал-социализм – совершенно не одно и то же, поэтому, может, антинацизм – более точное название, но и нацизма у нас нет, у нас нет идеологии расового превосходства. Кто это провозглашает - те больные люди.

В Европе после 1945 года антифашизм сложился как идеология, это идеология левых троцкистов, чаще всего гомоэротического толка. Это как правило левые троцкисты-гомосексуалисты, и их задача – бороться с маленькими группками скинхедов, нападать на них, выслеживать, доносить. Т. е. антифашизм как идеология – это дело довольно отвратительных групп маргинальных извращенцев левого толка. Антифашизм обязательно доводит до кружков гомосексуалистов лево-троцкистской ориентации, немытых, грязных, связанных с анархистами. Если рассматривать всерьез направление «Наших», то следуя за своим «антифашизмом» дальше и дальше, они кончат группкой маргинального садомазо-троцкизма, это совсем нам не близко. Антифашизм пахнет не менее дурно, чем фашизм. Среди профессиональных антифашистов, как и среди профессиональных «фашистов» преобладают люди глубоко нездоровые.

Впрочем, я думаю, что у «Наших» вообще нет идеологии, «антифашистами» они назвались случайно. Они имеют функциональное значение, очень правильное, хорошее, но искусственно создать идеологию, сплотить молодежь на основании случайных элементов невозможно. Собирать людей на функциональной основе можно, но это временное явление, люди должны собираться вокруг идей. У «Наших» нет ничего подобного, это пиар-проект, функционально очень правильный и полезный, но идеологически нулевой.

Это напоминает «Единую Россию». Власть создает функциональные нарезки, но пока воздерживается от наполнения их содержанием, либо только пробует, тестирует. Она делает правильные шаги, но эти шаги предварительные. И «Наши» такие же. Всерьез обсуждать, что они делают или говорят, бессмысленно. Они говорят чушь, а делают пиар-акции, но все это в результате имеет смысл противодействия «оранжевой» угрозе, и это хорошо. Все остальное можно вынести за скобки, поскольку это лишь прикрытие, у людей нет идеи, нет харизматического авторитета, нет интеллектуального корпуса, нет аналога в каких-то зарубежных или исторических движениях.

- Какие политические планы у Евразийского движения и каково его место среди других: кто враг, кто друг?

Евразийское движение, как нео-евразийское движение существует более пятнадцати лет. Мои первые опубликованные тексты в конце 80-х были посвящены именно евразийству. С точки зрения евразийства у нас планы огромные, мы хотим влиять на власть, хотим стать доминирующей идеологией в России, поскольку евразийство – открытая вещь, эта идеология не догматическая.

Евразийство говорит, что Россия должна быть самостоятельной и отстаивать свой суверенитет. Это в наше время начинают разделять почти все политические силы. Мы добиваемся своих результатов – и левые начинают это утверждать, и правые, даже либеральные силы, лояльные государству, тоже признают, что Россия должна быть суверенной. Мы видим успехи евразийства, евразийство в обозримый период времени будет преобладающей, доминирующей идеологией новой России, т. к. возрождаться Россия без идеологии не может. Либерально-демократическое мировоззрение дискредитировано, советское – возврат в него невозможен, национализм расистский нас погубит, остается одно евразийство. Социал-демократия должна как-то адаптироваться к России.

Я думаю, что за нашим расширяющимся Евразийским Движением будущее. Мы развиваем молодежное направление в разных городах России, в СНГ, в Европе, там издаются молодежные издания евразийства. Повсюду растут наши ячейки. Мы против американского глобализма, доминации США, против однополярного мира – это понятно всем в мире так же, как понятен был коммунизм.

Если Россия станет оплотом евразийства, оно станет мировой державой с мировой доктриной, потому что с евразийством можно прийти в Латинскую Америку, Африку, сказав им, что мы хотим их освободить. Евразийство – это освобождение от однополярности.

Что касается электоральных проектов, то спектр людей, разделяющих евразийские взгляды, настолько широк, что охватывает практически все вменяемые партии. Люди, которые задумываются о будущем России, соотносятся с нашими евразийскими моделями, изучают их. Смысл, который заложен в евразийстве, разделяет все больше политических сил. Нелепо ограничивать этот спектр только компактной партией, ближайшими сподвижниками и продвинутыми людьми и отбрасывать остальных. Мы должны всех сделать евразийцами, поэтому движение – это авангард всего общества, это бурно растущее движение думающих людей.

Я всегда говорил, что мы боремся не за власть, а за влияние на власть. Это было изначально утверждено. Влияние на власть крупной парламентской партии – например, коммунистической, равно строго нулю. Слушать дискурс коммунистов – власть точно не станет. Это какой-то белый шум, несмотря на отдельные верные замечания, сплошное нытье. А дискурс евразийцев власть будет слушать. У нас нет партии как электорального инструмента, эта тема не главная, мы живем в режиме влияния на умы тех людей, от которых многое зависит. Все зависит.

Люди, которые следят за тем, что делаю я и мои последователи, должны понимать, что наша деятельность – не отдельные частные вещи, а сага, растянутая во времени. Если вы посмотрите, что было написано в середине 80-х мной, моими друзьями, и какие музыкальные коллективы мы поддерживали, с какими людьми встречались, и посмотрите сейчас, то вы увидите сходство: все сходится, все будет складываться как некая мозаика. Мы выстраиваем долгосрочный проект большого цикла, где нет ни одного бессмысленного шага, случайного действия. От легкомысленных бесед по радио до серьезной работы в Парламенте и в Совете безопасности, все, что мы делаем, направлено на одно – на фундаментальное возрождение российской государственности, суверенности и евразийской субъектности, это продумано, и не случайно.