ЕВРАЗИЯ - Чеченский капкан для ваххабитов

Конец ХХ века в России был отмечен радикальными преобразованиями в системе политико-государственного устройства, модернизационными изменениями в экономике, идеологии и культуре. Экономические и политические преобразования в стране, и в связи с этим возникший системный кризис российского общества привели к трансформации духовных и религиозных ценностей этнических общностей. Отразились они и на состояние ислама в России, который, начиная с конца 80-х годов претерпевал бурный подъем.

Возрождение ислама в России, в том числе и на Северном Кавказе, представляет собой реакцию, прежде всего на внутренние социально-политические изменения. Сам процесс возрождения российского ислама сопровождался как позитивными, так негативными тенденциями. Восстанавливались старые мечети, строились новые, создавались исламские школы и вузы, широко изучалась религиозная догматика, издавалась соответствующая литература, расширялись контакты мусульман с зарубежными собратьями по вере, центрами арабо-мусульманской культуры.

Первоначально деятельность ваххабитов имела просветительский характер, и свой критический заряд они нацеливали против местных коррупционеров и связанного с ними официального духовенства.

В то же самое время в России, регионах Северного Кавказа возникали религиозно-политические партии и движения, преследовавшие радикальные цели вплоть до изменения политической системы, духовно-культурной идентичности российских мусульман путем насильственного внедрения нетрадиционных религиозно-политических, этнокультурных ценностей. Здесь не последнюю роль играли международные исламские организации, зарегистрированные как в Москве, так и в других городах страны, финансово и идеологически поддерживавшие новые мусульманские религиозно-политические организации.

На Северном Кавказе такие религиозно-политические организации как Исламская партия возрождения, Исламский джамаат Дагестана, ваххабитские группы в Чечне, входившие в состав Конгресса народов Ичкерии и Дагестана, вынашивали проект «исламизации» всего Кавказа и в свое время даже предприняли попытку создания исламского государства в Чечне и Дагестане.

Исламский ревивализм - явление неоднозначное, противоречивое, в нем сталкиваются локальный религиозный традиционализм и религиозное «новаторство», часто сопряженное с религиозным радикализмом. Наиболее четко это столкновение обозначилось в конфликте, возникшем между последователями традиционного ислама и «ваххабизма» в Дагестане и Чечне. Появление и распространение ваххабизма на Северном Кавказе было обусловлено тяжелыми социально-экономическими преобразованиями, происходившими в стране, приведшие к радикальному обнищанию людей, духовно-идеологическому вакууму, коррупцией в органах власти.

В условиях трансформации советской экономики значительная часть молодежи, в том числе на Северном Кавказе, оказалась вытеснена на периферию социального бытия. Безработная молодежь, часто индифферентная, в поисках своего места в обществе втягивалась в ваххабитские группы, что происходило не без финансовой и идеологической поддержки ряда зарубежных мусульманских организаций, перенесшие центр тяжести своей «благотворительной» деятельности на Кавказ. С этими социально-политическими факторами связан успех исламского радикализма на Северном Кавказе во второй половине 90-х годов ХХ столетия.

Возникшие в Дагестане и Чечне ваххабитские группы, с некоторыми оговорками, можно признать в качестве протестных религиозных организаций. Первоначально их деятельность имела просветительский характер, и свой критический заряд они нацеливали против местных коррупционеров и связанного с ними официального духовенства, что привлекало в их ряды недовольных властью людей. Широкой критике ваххабиты подвергали представителей традиционного духовенства Северного Кавказа, обвиняемые в невежестве, искажении ислама, который, по их мнению, нуждался в очищении от «новшеств», «загрязнений».

В последующем дагестанские и чеченские религиозные «новаторы» при попустительстве местных органов власти, федерального центра предпринимают попытки реализации далеко идущих политических целей, что послужило одной из причин очередной трагедии чеченского народа.

Следует заметить, что традиционный ислам в Чечне имеет некоторые отличительные особенности, обуславливающие специфику духовной и общественной жизни чеченского народа. Бытующий в Чечне ислам, и не только в Чечне, но и в Дагестане, Ингушетии, представляет собой ислам суфийский. Преобладающее большинство мусульман Дагестана, Чечни, Ингушетии, равно и мусульмане других регионов Северного Кавказа, относятся к суннитскому направлению в исламе. Поэтому нельзя согласиться с утверждением, что мусульмане Северного Кавказа являются шиитами. На Северном Кавказе суннитский ислам представлен шафиитским и ханифитским толками (мазхабами). Шафиитский мазхаб главным образом распространен в Дагестане, Чечне и Ингушетии, а мазхаб ханифитский среди кумыков, кабардинцев, балкарцев, карачаевцев, адыгейцев, черкесов, ногайцев. Среди чеченцев вообще неизвестны случаи принадлежности к шиизму, а в Дагестане шииты составляют значительное меньшинство в сравнении с суннитами. Нет шиитов и среди других этнических мусульман Северного Кавказа.

Суфийский ислам у чеченцев представлен двумя тарикатами: накшбандийа и кадирийа. В свою очередь эти тарикаты делятся на более мелкие религиозные группы - вирдовые братства. Представители суфийских братств строго придерживаются основополагающих положений классического ислама, и вместе с тем - культа святых, шейхов и устазов. Они почитают зачинателей тарикатов или вирдовых братств (в своих зикрах, наряду с именами Бога, пророка, упоминают имена святых), посещают их зияраты (места захоронения).

Особенно учащается посещение зияратов в период священного для мусульман месяца рамадан. Среди последователей вирдовых братств часто бытуют различные предания о чудесах, якобы совершенных основателями тарикатов и вирдов. И они передаются от поколения к поколению, формируя у членов суфийских братств, специфическое мировоззрение, которое, с точки зрения ваххабитов, не соответствует подлинному исламу.

Самым многочисленным суфийским братством в Чечне являются последователи чеченского шейха Кунта-Хаджи Кишиева, возникшее в конце Кавказской войны, то есть в 50-х годах ХIХ века, получившее называние «зикристов». Шейх Кунта-Хаджи был арестован царскими чиновниками, и сослан в город Устюжна Вологодской области. Хотя он в своих проповедях призывал мусульман Чечни к миру, проповедовал ненасилие, считал ошибочной газаватскую идеологию Шамиля, выступал за прекращение чеченцами войны с Россией, мотивируя это тем, что продолжение войны может привести к их физическому исчезновению.

Кроме кунтахаджинцев к зикристам относятся, последователи ряда более мелких братств (вирдов), отпочковавшихся от них. Это вирдовые братства Баммат-Гирей-Хаджи, Чиммирзы, Мани-шейха. К зикристам относится и последователи вирда Батал-Хаджи, большинство из которых локализуется в Ингушетии. Роль суфийских братств в духовной и политической жизни чеченцев всегда оставалась весомой, с их участием проходят все религиозные праздники, похороны, примирение кровников. В ХIХ веке последователи суфизма во главе со своими лидерами восставали против царизма, а в 20-30 годах ХХ века их восстания имели антисоветскую направленность.

Между последователями тариката кадирийа и накшбендийа существуют некоторые ритуальные различия. Так, последователи кадирийа в Чечне исполняют ритуал зикр (поминание имени Аллаха) громко, подпрыгивая на месте или бегая по кругу, при этом они могут использовать ряд музыкальных инструментов (ж1ирг1а – барабан; шедаг – флейта; 1адхьокху пондар – двухструнная скрипка). Сторонники же накшбандийа исполняют зикр тихо, без энергичных телодвижений, и при этом не применяют музыкальные инструменты. По своим духовным основаниям тарикаты накшбандийа и кадирийа принципиально не отличаются, их различия заключены во внешних атрибутах: в форме исполнения зикра, деталях произносимой молитвы, одежде, формах посвящения в тарикат, принятии обряда (ахд), головном уборе, одеянии и в ряде других, на первый взгляд, незначительных деталях.

На почве влияния на верующих, религиозных споров между последователями накшбандийа и кадирийа в прошлом возникали трения, противоречия. Ряд архивных документов показывает, что в результате политики «разделяй и властвуй», которая осуществлялась царской властью, а в годы советской власти – чекистами и партийными органами, эти отношения доводились до вражды. Так, на заре советской власти ОГПУ удалось посеять вражду не только между накшбандийцами и кадирийцами, но и между кунтахаджинцами и последователями шейха Баммат-Гирей-Хаджи Митаева, его сына Али Митаева.

Так сложилось, что в годы советской власти наиболее влиятельными в духовной и политической жизни чеченцев становятся последователи накшбандийа, прежде всего вирда шейха Дени Арсанова. Представители или сторонники этого суфийского братства занимали достаточно высокие должности в Чечено-Ингушской АССР. Но в период «чеченской революции» и президентства Джохара Дудаева они были оттеснены на периферию общественной жизни и даже подвергались преследованию.

Именно накшбандийцы составляли ядро антидудаевской оппозиции. Лидер этого суфийского братства Ильяс Арсанов, непосредственно столкнувшись с политическим радикализмом Дудаева, произнес фразу, примерный перевод которого на русский язык означает: «С появлением Джохара Дудаева в Чечено-Ингушетии масштабы зла значительно увеличились».

В свою очередь яндарбиевская пропаганда изображала духовных противников «новой чеченской власти» врагами народа, агентами русских спецслужб, Москвы. Многие зикристы составили социальную базу режима Дудаева, что приводило к усилению их влияния на политической сцене Чечни. Со временем многие из них отошли от Дудаева, летом и осенью 1994 года он фактически лишился своей первоначальной социальной базы.

В целом традиционное чеченское духовенство, сложившееся в годы советской власти, не поддерживало «чеченскую революцию», усматривая в ней серьезную опасность не только для своего общественного статуса, но и для существования всего чеченского народа. Оно не поддержало и «яндабиевско-масхадовскую» исламизацию Чечни в ее ваххабитской упаковке. Традиционный ислам выступил в качестве сдерживающего фактора и своего рода препятствием на пути распространения ваххабизма в Чечне.

Именно в традиционном исламе проповедники «чистого» ислама (коими себя считают ваххабиты) видели своих основных политических противников. Имея влияние на Масхадова, пользуясь поддержкой у Яндарбиева, Басаева, Удугова, ваххабиты полностью заблокировали участие официального духовенства в религиозно-политических процессах Чечни в 1996-1999 годах. Только муфтий Ахмат-Хаджи Кадыров, избранный в 1995 году на эту должность по протекции самого Дудаева, все время оставался главным противником ваххабизации Чечни. Несмотря на периодические покушения, совершаемые против него и его близких родственников, он продолжал оставаться противником ваххабизма. В деяниях ваххабитов он видел большую опасность для чеченского общества, отмечал их раскольническую деятельность среди мусульман, призывал Аслана Масхадова прекратить поддержку ваххабитов.

После ваххабитского разгрома в Гудермесе позиция Масхадова в отношении ваххабитов претерпела значительную эволюцию. Если раньше он заявлял о необходимости единения всех мусульман, то теперь он призывал население Чечни изгонять ваххабитов из населенных пунктов. Отправив в отставку, возглавляемое им кабинет министров, Масхадов освободился от министров-ваххабитов – Халимова, Удугова, Хусаинова и ваххабитского лоббиста Басаева, а позже и председателя Верховного Шариатского Суда, ваххабита Батукаева. В то время в общественном мнении чеченцев антиваххабитские действия Масхадова получили поддержку.

Что касается ваххабизма, то появление его последователей в Чечне отмечено в начале 90-х годов, а в Дагестане это произошло значительно раньше, а точнее - в 70-х годах. В 1989 году сотрудники управления по делам религии при Совете Министров Чечено-Ингушской АССР относили Адама Дениева, именуемого «Адамом-халифом», к ваххабитам. Но в тот период сам Дениев решительно отрицал свою причастность к ваххабитам.

В Чечне о ваххабитах заговорили только в ходе первой войны, в связи с их военными успехами, а также, когда они в 1995 году предприняли попытку ликвидировать на горе Эртин-Корт зиярат Хеди, матери Кунта-Хаджи – сакральный центр поломничества зикристов. На этой почве возник конфликт между зикристами и ваххабитами, который при участии религиозных авторитетов, полевых командиров был приглушен. Но это вовсе не означало, что ваххабиты отказались от борьбы с «мусульманским язычеством» в Чечне, к которому они относят последователей суфизма. В этом отношении примечательна мысль Фатхи Шашани, одного из активных распространителей ваххабизма в Чечни. Зимой 1995 года в одном из горных чеченских селений Фатхи в узком кругу своих единомышленников заявил, что, как только окончится войны в Чечне с русскими, то представители «чистого ислама» начнут войну против зикристов.

Ваххабизм, имея относительный успех в Дагестане и более ощутимый – в Чечне, столкнулся с сопротивлением местных мусульман, приверженцев суфизма. С победой чеченского сопротивления 1996 года произошло резкое усиление в Чечне позиций ваххабизма. Что не могло произойти без заинтересованной поддержки сначала Яндарбиева, а затем Масхадова. Одновременно ваххабиты пользовались поддержкой Басаева, Арсанова, Удугова. Удугов взял на себя роль идеологического рупора ваххабизма в Чечне. Через чеченские и российские СМИ он регулярно озвучивал некоторые идеи религиозных радикалов, как-то: необходимости создания исламской нации, кавказского халифата, установления исламского порядка, исламизации мира (которая, с его точки зрения, должна была начаться именно с Чечни) и пр.

В Чечне ваххабитам удалось демонтировать светские суды и создать суды шариатские. Вся судебная система стала функционировать на основе шариата, выносились соответствующие меры наказания виновных, в числе которых смертные казни, палочные удары. По объяснению ваххабитов, переход к шариатскому судопроизводству было нужно, чтобы покончить послевоенной преступностью в Чечне. Но на самом-то деле многочисленные факты говорили, что к совершаемым в Чечне преступлениям имели непосредственное отношение и некоторые представители ваххабизма (или же маскирующиеся под ваххабизм). Традиционное чеченское духовенство, придерживающееся в своей деятельности местных суфийских ценностей, противостояло идеологии и практике ваххабизма. На этой почве между ваххабизмом и суфийским исламом исподволь зрел конфликт.

Столкновения между ваххабитами и тарикатистами в Дагестане возникают раньше, чем в Чечне, и нередко они завершались кровопролитием и гибелью конфликтующих верующих. Распространение ваххабизма в Дагестане связано с деятельностью аварца Багауддина Кебедова из селения Сантлада Цумадинского района, получившего хорошую духовную подготовку в Саудовской Аравии. Изгнанные из Дагестана правоохранительными органами ваххабиты во главе со своим лидером Багауддином Кебедовым переселились в Чечню. Кебедов, пользовавшийся покровительством Яндарбиева, создал в Гудермесе ваххабитский центр, начал реализовывать в Чечне проект «ваххабизации» мусульман Северного Кавказа. Хотя в Дагестане, в кадарской зоне, до военных событий августа 1999 года возник и действовал «шариатский анклав», на территории которого перестали действовать российские законы. Эта ситуация некоторое время устраивала дагестанские власти и федеральный центр.

14 июня 1998 года между ваххабитами Кебедова и боевиками Ямадаева возникает конфликт, переросший в крупное военное сражение, в котором погибли свыше 100 человек, значительное количество которых составили ваххабиты. В Гудермесе позиции ваххабитов были серьезно поколеблены, хотя они постепенно стали укрепляться в Урус-Мартане, вовлекая в свои военно-религиозные структуры безработную молодежь. Урус-Мартан превратился в центр идеологической и военной подготовки ваххабитов. Руководителем ваххабитов в Урус-Мартане являлся некто эмир Абудурахман, выдававший своим подчиненным фетвы (разрешения) на похищение людей. Во всяком случае, эту мысль высказывал по чеченскому телевидению Масхадов.

С осени 1998 года в Чечне формируется антимасхадовская исламская оппозиция, возглавленная Басаевым, в состав которой вошли ваххабиты, полевые командиры и освобожденные со своих должностей чиновники. Она стремилась лишить Масхадова власти, для чего широко применяла религиозно-политическую риторику. Против Масхадова она выдвигала несколько обвинений о том, что он проводит в Чечне пророссийскую политику, не способен обуздать преступность, против создания в Чечне исламского государства.

С начала первой войны в Чечне дискутировался вопрос: являлось ли сопротивление чеченцев федеральным войскам газаватом?

Под давлением исламской оппозиции, состоявшейся в основном из ваххабитов, и возглавленной Басаевым, Масхадов в начале 1999 года издал указ о введении в Чечне «полного шариатского правления», перечеркнувший конституцию, на основе которой он избирался президентом. Но этот указ в Чечне никем не соблюдался и явился очередным предметом ироний и анекдотов народа. Даже чеченские женщины, которые в условиях массовой безработицы в разрушенной Чечне продолжали оставаться главным кормильцем семьи, торгуя на рынках, негативно высказывались в отношении этого указа. Женщины заявляли, что они готовы в соответствии с шариатом «сидеть дома с детьми», если Масхадов обеспечит их мужей оплачиваемой работой.

По замыслам ваххабитов, Чечня должна была превратиться в исламское государство, а секуляризированное советской властью чеченское общества - в общество религиозное. Вместе с тем преобладающее большинство чеченцев не воспринимало ваххабитские эксперименты, и не без основания видело в них чуждую их этнокультурным традициям систему.

Масхадовский указ послужил основанием широкомасштабного политического наступления исламистов на светские органы власти. Верховный Шариатский суд ЧРИ приостанавливает деятельность парламента за то, что он признал его антиконституционным. «Решение» же неконституционного Верховного шариатского суда Масхадова вполне устроило. В Чечне к власти возвращаются некоторые ваххабиты. В частности, был назначен секретарем так называемого совета безопасности ЧРИ Ислам Халимов, ранее освобожденный с должности министра шариатской безопасности.

В день, когда Масхадов издал указ о шариатизации Чечни, Басаев заявил, что наконец-то «наш президент принял ислам, он отныне не является президентом, нам необходимо выбрать имама». Этим своим указом Масхадов фактически лишил себя защиты Конституции, на основе которой он избирался президентом. Тем самым легитимность его власти была поколеблена. По-видимому, Масхадову, окруженному оппозицией, и испытывающий ее давление, было не до этих тонкостей. Пытаясь вырвать у оппозиции исламское знамя, он стал играть на чужом поле, где собственно и потерпел политическое поражение. Это, во-первых. А, во-вторых, он позволил исламской оппозиции спровоцировать Россию на очередную войну против Чечни.

Среди чеченцев сложилось крайне негативное восприятие ваххабизма; его последователи не без основания считаются повинными в возникновении второй войны в Чечне. В свое время Ахмад-Хаджи Кадыров в своем обращении к соотечественникам говорил, что «ислам – религия мира», он «не признает насилия, осуждает все, что делается в ущерб мусульманам, призывает к верности в договорах. Напав на Дагестан, Басаев, Удугов и другие нарушили, ранее достигнутые мирные соглашения с Россией, принесли неисчислимые страдания проживающим здесь мусульманам».

Вместе с тем, Кадыров не учитывал тот факт, что нападение на горный Дагестан совпал с углубленным кризисом власти в России, когда Ельцин и его окружение полностью истратили дефицит доверия российского общества, когда за рубежом воспламенялся скандал, связанный с темными делами «семьи». Война в Дагестане, а затем масштабные военные действия в Чечне явились спасительными кругами для «семьи» и привели на олимп политической власти в России мало известного политика Владимира Путина. Именно провокационный «поход» дагестанских и чеченских ваххабитов на горный Дагестан, возглавленный Басаевым и Хаттабом, детерминировали очередную войну в Чечне. Хотя известно, что «партия войны» в Москве задолго до этой хаттабо-басаевской провокации готовилась к реваншу за свое поражение в предыдущей войне в Чечне.

С начала первой войны в Чечне дискутировался вопрос: являлось ли сопротивление чеченцев федеральным войскам газаватом? Наиболее авторитетные представители традиционного духовенства сопротивление чеченцев не признали газаватом. Ваххабиты придерживались противоположной точки зрения, они даже заручились письменным подтверждением, полученным от какого-то религиозного авторитета из Саудовской Аравии. Двойственную позицию по этому вопросу занимал бывший дудаевский муфтий Алсабеков. Под давлением Дудаева он заявил, что сопротивление российским войскам является газаватом, и призвал всех чеченских мусульман взяться за оружие. Оказавшись в Знаменке, среди антидудаевской оппозиции он начал отрицать сказанное. Подобная интерпретация газавата для Алсабекова обернулась наказанием по шариату. 20 августа 1996 года над ним состоялся шариатский суд, приговоривший его к 80 палочным ударам. И наказание это было исполнено.

В борьбе против своих оппонентов ваххабиты развернули настоящий террор. После первой войны в Чечне последователем ваххабизма был убит 75-летний имам центральной мечети Грозного Яхьяев, последователь накшбендийа. Убийца, которого удалось схватить, признался, что убил имама мечети за его антиваххабитские высказывания. В Чечне дело доходило до того, что ваххабиты стали вмешиваться в систему светского образования. Осенью 1998 года ваххабиты в Заводском шариатском суде приняли решение, запрещающее преподавание философии в Грозненском нефтяном институте, мотивируя свое решение тем, что студентов вынуждают изучать атеистические труды классиков марксизма. Только вмешательство Масхадова, заявившего на чеченском языке, что запрет преподавания философии «равноценно удалению ума из головы», позволило возобновить преподавание этой дисциплины.

16 июня 2000, ночью, во время сна, в Урус-Мартане был убит 75-летний имам Алхан-юртовской мечети Умар Идрисов, последователь накшбендийа. Этот авторитетный религиозный деятель публично заявлял, что сопротивление чеченцев не является газаватом, а потому гибнущие в ходе очередной войны боевики не мог быть «шахидами». Высказывалось предположение, что убийство этого религиозного деятеля - дело рук ваххабитов.

Не считал газаватом вторую чеченскую войну и бывший дудаевско-масхадовский муфтий А.-Х. Кадыров, хотя в ходе первой войны он решительно призывал чеченцев на газават против российских войск. Вопрос о газавате был предметом обсуждения и далеко за пределами Чечни. Так, представители ряда зарубежных исламистских организаций сопротивление воюющих чеченцев считают газаватом, хотя ни один представитель официального духовенства мусульманских государств это и не подтвердил.

Для ваххабитов существует только одна форма джихада, а именно религиозная война (газават) во имя веры, принятая называть «малым джихадом». Такую интерпретацию джихада часто проповедовалась в проповедях вахабитов по удуговскому каналу «Кавказ» чеченского телевидения с 1996-1999 годы. Ваххабитские идеологи отрицали «большой джихад» или «высший джихад», означающий усилия (трудности) на пути духовного и нравственного самосовершенствования в соответствии с исламом.

«Ваххабитский проект» создания исламского государства в Чечне и Дагестане, а затем и на всей территории Северного Кавказа провалился. Ставший муфтием Чеченской Республики Ахмад-Хаджи Шамаев, последователь Кунта-Хаджи, прямо заявил, что, несмотря на то, что каждый чеченский мусульманин хотел бы видеть в Чечне «полностью исламское государство, но у нас этого не получится». Вряд ли после ваххабитских экспериментов чеченские мусульмане желали бы видеть в Чечне исламское государство. Критикуя так называемый ваххабизм, муфтий Шамаев заявил: «Но тот – ваххабизм, что в Чечне, это не ислам, и тех людей, которые называют себя ваххабитами, я знал». По его мнению, «в Чечне – не ваххабизм, а есть люди, использующие ислам для своих целей, для наживы, для бизнеса».

В Шатойском районе Шамаев, будучи кадием, не допустил ваххабитам создать шариатский суд. Во главе зикристов этого района ему удалось ограничить здесь влияние ваххабитов. Со временем не без участия федерального центра в Чечне усилилась политическая роль суфийского ислама, в частности, кунтахаджинцев. В то время глава Администрации ЧР Ахмад-Хаджи Кадыров и муфтий мусульман ЧР Ахмад-Хаджи Шамаев были открытыми противниками ваххабизма.

Кадыров и Шамаев были заинтересованы в объединении чеченского народа и достижении в Чечне мира, но у многих мусульманам их деятельность вызывала подозрение, они относились к ним как к ставленникам Кремля. Остается загадкой механизм вознесения на Олимп политической власти муфтия А.-Х. Кадырова. Понятно одно, что такому взлету способствовал факт сдачи Гудермеса Кадыровым и братьями Ямадаевыми федеральным войскам и установившиеся близкие отношения между Кадыровым и российскими генералами Трошевым и Казанцевым.

Сам факт перехода Кадырова из сферы чисто религиозных дел в сферу светскую даже для современной России – прецедент неожиданный. В истории Чечни нет случая, чтобы духовное лицо добровольно отказывалось от своего сана в пользу светской власти. Но известны случаи, когда репрессивные органы советской власти вынуждали отказываться от своей деятельности многих религиозных авторитетов, принуждали поддерживать сталинский тоталитарный режим, не говоря о том, что они в массовом количестве этими же органами расстреливались.

Ставка Москвы на Кадырова скорее всего была вызвана тем, что она нуждалась в союзнике из лагеря воюющих чеченцев, чтобы расколоть их единство. Назначив Кадырова на эту должность, Кремль продемонстрировал исламскому миру, что он не против мусульман Чечни, а против террористов. На Всемирном форуме религиозных и духовных лидеров в Нью-Йорке Кадыров заявлял, что эмиссары Масхадова и Басаева разъехались по всему миру и трубят, что в Чечне идет война против ислама, против мусульман, они собирают большие деньги, которые идут на кровопролитие. Он в свою очередь утверждал, что в Чечне идет война не против ислама, а против международных террористов, являющихся врагами не только ислама, но и всего человечества.

Запрет ваххабизма в Дагестане и Чечне не означает, что он будет запрещен в целом в России. Судя по некоторым явлениям, ваххабизм уже в те времена начал набирать обороты в Кабардино-Балкарии. Но запретами проблему ваххабизма ни в Дагестане, ни в Чечне, ни Кабардино-Балкарии, ни в целом в России решить невозможно.

Традиционный ислам встретился такими течениями, которые не были ранее известны в России. И эта встреча уже привела в ряде регионов к столкновениям, конфликтам, дестабилизации политической ситуации. Во многом это связано с тем, что официальное духовенство оказалось совершенно не подготовленным к идеологическому противоборству с исламским радикализмом, в ряде случаев оно уступает в духовной подготовке связано с исламом в коррупции. В условиях кризиса общества, деидеологизации общества не смогло предложить привлекательные для молодежи духовные ценности. Эта задача успешно решалась теми, кто реализовывает в России ваххабитский проект. И не последнюю роль здесь играет и его финансовое обеспечение.

Силовыми методами можно резко ограничить распространение ваххабизма как в Чечне, так и в любом другом месте. Однако, претерпев определенную трансформацию, адаптировавшись к новым условиям, ваххабизм вполне может возродиться. Он может поменять свой облик, приобрести умеренную форму, а при финансовой поддержки от зарубежных мусульманских центров усилить свое влияние на мусульман России.

Несмотря на преследования, физическую расправу над ваххабитами и запрет ваххабизма на Северном Кавказе, его организационный и идеологический ресурсы не исчерпаны. Но в силу запрещения и преследования духовная и политическая роль ваххабизма на Северном Кавказе сведена к минимому, хотя в ряде регионов России ваххабиты среди мусульман имеют ощутимое влияние. Меняются и центры влияния ваххабизма на территории страны, из Северного Кавказа они перемещаются, судя по некоторым источникам, в глубь России. С нашей точки зрения, некоторые принимающие ныне ислам представители русской национальности, обращаются в эту религию именно ваххабитами.

В столкновении традиционного ислама с ваххабизмом выявились ряд его слабых мест: неготовность к идеологическому противостоянию с ваххабизмом, теоретическая неподготовленность, отсюда – неумение противостоять религиозному радикализму, политическая пассивность, отчужденность от духовных запросов молодежи. Все это предполагает усиление религиозной подготовки традиционного духовенства, учитывая лучшие гуманистические достижения в мусульманской культуре, расширение поле его деятельности в различных социальных группах чеченского общества.

Традиционный ислам в Чечне нельзя рассматривать как препятствие на пути модернизации, а «ваххабизм» - нечто прогрессивное лишь потому, что он несовместим с ним. Традиционный ислам базируется на местных этнокультурных особенностях региона, обладает внутренним адаптационным потенциалом, близок к отечественным социокультурным ценностям, которые значительно разнятся с теми, которых несет с собой исламский радикализм, проявляющийся в деятельности так называемых ваххабитов. Без государственной поддержки традиционного духовенства вряд ли удастся противостоять нашествию не только на Северный Кавказ, но и в целом на страну, агрессии религиозных радикалов.