ЕВРАЗИЯ - Казаки: этнос или «слуги государевы»?

В сложных конфликтогенных этнополитических условиях Юга России мир и согласие зависят от всех акторов политического процесса, в том числе от проживающего здесь казачества, объединенного в признанные государством организационные структуры. Стремление современного казачества занять лидирующие позиции в южнорусских субъектах федерации, радикальное неприятие казачеством сепаратизма и национализма, стремление к защите в республиках Северного Кавказа русского (в том числе казачьего) населения и попытки радикального пересмотра сложившегося территориального статус-кво с целью возвращения ряда районов региона под юрисдикцию южнорусских субъектов федерации - все это вызывает озабоченность и опасения как у руководства республик Северного Кавказа, так и зарубежных наблюдателей.

Казачество может считаться одним из наиболее сложных социальных объединений. Возникшее в постперестроечный период на возрожденческих настроениях и восприимчивости исторической памяти особых социо-территориальных групп, казачество, несомненно, было специфичным продуктом гражданского общества. У истоков этого движения стояли гражданская инициатива и желание подчеркнуть свою исключительную значимость, позиционироваться по отношению к другим общественным структурам и институтам власти. Исторические императивы, подчеркнутая военизированная составляющая и этническая предвзятость формируют и определяют специфичность этой социальной группировки и сказываются на ее мотивационно-деятельностных характеристиках.

Казачество представляет этносоциальную общность, которая объединяет наиболее активную, энергичную, пассионарную (по Льву Гумилеву) часть русского народа и сохраняет с прежним казачеством не только духовную связь, но и частично генетическую. Издревле казачество считалось защитником веры Христовой и русского народа от нападок иноземцев и иноверцев. В то же время казачество на протяжении многовековой истории своего существования демонстрировало высокую степень терпимости по отношению к соседним народам. В целом на раннем этапе развития Российского государства казачество объективно исполняло роль сначала его союзника, затем вассала, наконец - его орудия, охранника и передового отряда в пограничных зонах. В известном смысле казачество было авангардом Российской евразийской цивилизации.

Развитие капитализма последней трети XIX - начала XX века привело к массовым этноэмиграциям и нарушению баланса устоявшейся системы Области войска Донского. Гражданская война и процесс большевистского террористического расказачивания привели к решению конфликтных ситуаций между казачеством и пришлым населением в пользу последних. Латентное расказачивание в ходе коллективизации и раскулачивания, гибель больших масс казачества в ходе репрессий и на фронтах Великой Отечественной войны с обеих сторон - все это привело к рассеиванию генотипа казачества и изменению его национального самосознания. Задолго до демократических реформ исчезли не только феодально-сословные основы, но социально-экономические факторы этнокультурного, экономического, военного развития казачества как военно-поселенческой общности и возникла полная проницаемость этнокультурных и социальных перегородок между казачеством и остальным населением.

В конце 80-х - начале 90-х годов в ряду новых общественных неформальных демократических движений быстро на мощной эмоциональной волне развилось движение за возрождение казачества, которое нашло поддержку населения не только традиционных казачьих областей, но даже Москвы и Санкт-Петербурга (тогда еще Ленинграда). Как отмечали новоявленные атаманы, возрождаясь, казачество ставило целью доказать и государству, и обществу, что оно есть и будет, что его не сломили ни репрессии, ни десятилетия небытия. В своем новом самосознании оно является носителем не только собственно казачьей культуры, в частности, общинного земледельческого образа жизни, православной веры и военного служения Отечеству, но и создателя Российского государства и перманентного спасителя русской нации.

Казачья субэтносоциальная общность, сформировавшаяся в ХVI - ХVII веках и превратившаяся позднее в военно-служебное сословие в рамках сословного строя Российской империи в XVIII - первой половине XIX века, была объявлена отдельными казакоманами полноценным этносом таким же древним, как скифы и сарматы. Весь этот комплекс правды и легенд стал конструктами совершенно новой общности современного казачества. Выяснилось, что новоявленное казачество как определенная этносоциальная общность обладало определенным этнополитическим сознанием, которое сформировалось частично под влиянием исторических ценностей, частично под влиянием конъюнктурных политических ситуаций. (Как пример, вековое сосуществование православных казаков и буддистов-калмыков).

В условиях, когда отдельные группы русского народа, например в Чечне, в республиках Балтии и др. подверглись унижению и даже репрессиям, казачество стало позиционироваться как выразитель интересов всего русского народа, который в целом оказался пассивным наблюдателем происходящих конфликтов. Движение за возрождение казачества сразу после распада СССР действительно можно рассматривать как один из созревающих ответов русского народа на попрание его прав и человеческого достоинства в отдельных регионах страны. Проблема активизации казачества, бесспорно, корреспондируется с более общей проблемой русского народа, которому, по мнению западных демографов, грозят вымирание и утеря современных этнополитических позиций уже к середине ХХI века.

Процесс возрождения казачества проходил по типичной схеме или модели возрождения угнетенного колониального этноса: идиллическая социальная гармония до ликвидации самостоятельности казачьей государственности; борьба с внешними и внутренними врагами отечества; геноцид «коренного» населения в годы гражданской войны; необходимость возврата к изначальным культурным ценностям; признание исключительной ценности этнокультурного своеобразия, нуждающегося в подкреплении политической самостоятельностью.

С наибольшим динамизмом процесс казачьего возрождения происходил на Юге России - в Ростовской области, Краснодарском крае, в нынешнем Ставрополье и частично в республиках Северного Кавказа (на Тереке), чьи территории составляли большую часть казачьих войск, существовавших до революционных потрясений 1917 года.

Сразу же казачье движение наряду с общедемократическими требованиями выдвинуло лозунги национального характера. Это не удивительно, так как казачество в целом и казачьи идеологи, в частности, отличалось в дореволюционное время известными националистическими настроениями. Казачество, как военно-полицейская сила самодержавия, раздувавшего межнациональные столкновения в целях предотвращения революции, не могло не воспринять подобной идеологии. Когда в конце 1980-х годов начался кризис межнациональных отношений, взрыв национализма и сепаратизма, это еще в большей степени сказалось на формировании настроений в казачестве.

Националистический и одновременно антикоммунистический характер движения казачества в ходе «перестроечного» этапа развития в известном смысле был простимулирован руководством КПСС, которое в 1989 году санкционировало публикацию в журнале «Известия ЦК КПСС» документа - Циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП (б) об отношении к казакам (от 24 января 1919 года) Этот документ в глазах казачества стал символом не только большевистской политики расказачивания в годы гражданской войны, но и в целом коммунизма. Казаки по невежеству или вполне сознательно проигнорировали исторические факты, антиказачья политика в период гражданской войны определялась тем фактом, что казачество стало основой кавалерии белых армий, что в 1925 году проводилась умеренная казачья политика в период нэпа. Кроме того, деятели казачьего возрождения спекулировали на вопросе о национальной принадлежности ряда лидеров большевизма, не замечая того факта, что огульный террор казачества был ими же и остановлен. С этого времени жупел о геноциде «казачьего народа» стал одним самых популярных лозунгов националистических идеологов движения.

Либерально-демократическая общественность сначала поддержала казачье движение, видя в нем своего союзника в борьбе с КПСС, однако позднее с удивлением стала отмечать отнюдь не либеральные наклонности новых казаков, которые стали претендовать на контроль над населением, особенно мигрантами. Публикации в демократической прессе о публичных порках провинившихся граждан вопреки уголовному кодексу, о фактах самочинных захватов зданий в Ростове и Краснодаре, о борьбе казачества против «засилья инородцев» и т. п. свидетельствовали, что казачье движение это вовсе не обычное неправительственная организация или неформальное движение типа военно-исторического клуба с лампасами, нагайками, папахами и прочим антуражем, а амбициозный военно-политический фактор, выходящий за пределы института гражданского общества.

Однако августовский путч 1991 года, распад СССР, ликвидация Верховного совета в октябре 1993 года, Чеченская война - с одной стороны, отвели казачью проблему в общественном мнении на второй план, с другой стороны - стали причинами острых дискуссий среди участников казачьего движения. Началось самостоятельное развитие казачества как политизированного националистического движения и продолжения частичной конфронтации с властями.

В среде казачества стали развиваться казачий национализм, ксенофобия, антисемитизм, неприятие идеи толерантности по отношению к вынужденным мигрантам. Казачье движение продемонстрировало жестко оформленные идеи - отрицание определения казаков военно-служилого сословия в прошлом, претензии на возрождение казачества исключительно как отдельного этноса. В конфронтации между учеными и активистами движения большую роль играло мифотворчество его участников, признававших в качестве главных ориентиров сочинения историков-казакоманов, призывавших искать начало истории казаков в эпоху древней Греции и Рима, как минимум среди скифов и сарматов.

В условиях начавшейся при Борисе Ельцине дефедерализации России стала вновь развиваться и укрепляться сомнительная с правой точки зрения идея национально-государственного самоопределения казачества, которое стало выдвигать эти идеи аналогично требованиям северо-кавказских этносов. Шовинистический оттенок идеологии казачества вызвало в Ростовской области непонимание общественности, так как здесь, в отличие от некоторых республик Северного Кавказа русское население никем не ущемлено. Участие казачьих активистов в военных конфликтах в Боснии, Приднестровье, Абхазии также не вызвало всеобщего одобрения населения и, тем более, государства, чья внешняя политика однозначно не предусматривала самовольных акций. Однако казачество всех регионов искренне выступало в защиту славянства, не взирая на политическую конъюнктуру, что свидетельствует об определенном единстве основополагающих ценностей и ориентиров казаков, независимо от места проживания.

По мнению краснодарских социологов, в среде кубанского и, добавим от себя, всего южнороссийского казачества, прежде всего, можно выделить следующие группы поддержки этого движения.

1. Державно-патриотически-ориентированная часть интеллигенции (в основном - гуманитарной), воспринимающая казачество как неотъемлемую часть процесса национального пробуждения России. В составе группы наличествуют подтипы от умеренных националистов до евразийцев. В выстраиваемых последними идеологемах евразийского противостояния «атлантической ментальности» казачество, в их понимании, играло одну из ведущих ролей.

2. Часть лиц пожилого и среднего возраста, ориентированных на примитивизированные формы коммунистической идеологии в духе уравнительно-принудительной регламентации. Их симпатии связаны с такими требованиями (действиями) казачьих организаций, как протест против проникновения «иноязычных нуворишей», передачи земли в частную собственность, с акциями по силовой регламентации цен на рынках, а также с позитивным восприятием казачьих лозунгов защиты колхозов как квазиобщинной формы земельной собственности.

3. Молодежная мужская подгруппа 18 - 25 лет преимущественно с невысоким образовательным цензом. Не являясь членами организаций, даже лишь отдаленно, будучи знакомы с целями движения, члены этой подгруппы привлечены красочностью символики, решительно силовым имиджем и «силовой аурой» движения в целом.

4. Значительная по численности группа лиц, озабоченных криминогенной ситуацией. В ее состав входят в основном люди преклонного возраста, однако имеется и существенная прослойка лиц других половозрастных характеристик, перенесших какие-либо посягательства со стороны криминальных структур или мелкого хулиганья. Последние гораздо более ориентированы на варианты внесудебных форм решения вопроса криминогенной ситуации, форм, реализуемых негосударственными структурами. В этой группе также преобладают женщины.

Являясь объективно авангардной частью русского народа, казачество является активным и полноценным этнополитическим актором, и его нужно воспринимать именно в этом качестве как реальность «данную нам в ощущениях».

5. Часть этой группы составили лица, имевшие негативный опыт (некриминального порядка) общения с правоохранительными органами. В казачестве эта группа видит возможность появления альтернативных правоохранительных структур.

6. Русское (славянское) население из числа мигрантов из ближнего зарубежья. Для них характерно восприятие казачества как гаранта возможной компенсации ущемления прав славянского населения в республиках Средней Азии и Закавказья, Северного Кавказа.

Российское государство взяло под контроль казачье движение в целях активного сотрудничества с ним в рамках организации элементов государственной службы дееспособной части казачьего сообщества. На наш взгляд, этот шаг носил в основном вынужденный характер. Большинство идеологов либерализма, которые в первой половине 1900-х годов определяли основные приоритеты внешней и внутренней политики, отдавало себе отчет в том, что в гражданском обществе в рамках западного мира, ставшего образцом для новой России, напрочь отсутствуют движения типа казачьего. Однако, было учтено, что в США успешно функционирует элемент внутренней безопасности - «национальная гвардия». Это обстоятельство воодушевило новые российские власти на организацию подобного военно-полицейского образования на базе уже имеющегося казачьего движения.

Донской регион был и остается на Юге России, вероятно, самым спокойным в плане межэтнических отношений. Но и здесь неконтролируемая миграция, рост числа беженцев-неславян начали приводить к конфликтам местного населения и мигрантов. Причем с начала девяностых годов прошлого века все более проявляется устойчивая тенденция увеличения численности национальных диаспор, которые стали проявлять политическую активность).

Исследования показали, что представители современного казачества ощущают себя надсоциальной прослойкой этнической элиты. На наш взгляд, характеристика казачества как формирующегося этноса означает необходимость немедленного прекращения его государственной службы, так как согласно Конституции все народы России обладают равными правами и возможностями, что не позволяет привлекать отдельно взятый народ (казачество) к несению особой службы на этнической основе. Если казачество желает нести государственную службу с соответствующей оплатой, льготным налогообложением и т. п. привилегиями, оно должно в строгом соответствии с Конституцией прекратить свои претензии этнического характера.

Исходя из этого, можно предположить, что современное донское казачество - это, прежде всего, патриотически настроенная этносоциальная активистская группа в составе русского народа, включающая в себя как потомков было казачьего субъэтноса, так и добровольцев, идентифицирующих себя как казаков, имеющая в настоящий момент как внутренние, так и внешние предпосылки для развития и мобилизации в относительно самостоятельный актор этнополитического процесса.

В современном обществе традиционные архетипы исторического сознания проявляются на уровне коллективного бессознательного и вербализируются в процессе становления этнического самосознания. Борьба за этническую самостоятельность неизменно перерастает в политику национализма, который в своем развитии обретает агрессивность. При этом создатели правил политической игры обязательно сами оказываются во власти традиционных стереотипов. Политические интриги сливаются с коллективным бессознательным, над которым человек уже не властен. Политик, собирающийся играть чувствами масс, сам оказывается в ловушке. Остановиться он уже не может. А если попытается сойти с им же заданной «дистанции», участники разбуженного им национального движения, перерастающего в националистическое, сумеют обойтись и без него.

Об этом говорят факты лавинообразного взрыва националистических настроений в национальных республиках и областях. Идеологи всех основных организаций, именующих себя «казачьими», определяют казачество как особую «культурно-этническую общность» в составе русского народа и как общественное движение. Лидеры казачьего движения и власти стремятся обеспечить гражданам, относящимся к «казачеству», специальные и групповые права (особый порядок службы, особый доступ к земельным ресурсам, возможность создания особых механизмов самоуправления), недоступные другим гражданам.

Несмотря на разноголосицу в определении целей и характера движения, его перспектив, уже давно стало ясно: казачье движение состоялось в качестве определенного политического фактора и к нему надо относиться соответствующим образом.

Целью казачьего движения должна являться не реанимация того дореволюционного казачества, которое исчезло навсегда, а формирование нового внеэтнического казачьего добровольного сообщества на основе синтеза демократических традиций самоуправления казачества и гражданского общества, отказа от партийно-политической идеологизации, развития принципа добровольной сугубо бескорыстной государственной службы на основе государственного патриотизма и развития традиционной казачьей культуры и самобытности. Принципы гражданского сообщества несовместимы с идеями сословных и тем более, этнических привилегий, создания особой казачьей экономики, искусственного навязывания всему населению казачьих уставов и традиций. И самое главное - казачество должно сделать окончательный выбор между своим развитием как этноса, сословия или как патриотического сообщества граждан различных национальностей, находящихся на государственной службе во имя защиты общества.

На наш взгляд, казачий вопрос вообще - это часть так называемого «русского вопроса» на Северном Кавказе. Нельзя решить проблему массового исхода русских из региона без участия казачества, ставшего за четыре века автохтонным коренным компонентом населения. Являясь объективно авангардной частью русского народа, казачество является активным и полноценным этнополитическим актором, и его нужно воспринимать именно в этом качестве как реальность «данную нам в ощущениях». Это ни в коем случае не означает приоритета интересов казачества в ущерб другим, более автохтонным народам Юга России, но, несомненно, и то, что разрешать этнополитические конфликты без учета позиции южнороссийского казачества, ставшего активным специфическим субъектом гражданского общества, опасно и бесперспективно.