ЕВРАЗИЯ - Александр Ходаковский: Нельзя спекулировать на памяти наших погибших товарищей

О текущей военно-политической обстановке в Донецкой Народной Республике корреспондент портала «Евразия» пообщался с лидером общественной организации «Патриотические силы Донбасса», основателем и командиром бригады «Восток», экс-секретарём Совета безопасности ДНР Александром Ходаковским.

«Надежда на помощь России – самый основной фактор. Но я бы не стал слишком на него уповать. Любой военной части РФ, даже если она дислоцируется ЮФО, чтобы прибыть к месту событий, развернуться из походных в боевые порядки, требуется от 8 часов до суток»

- Как сейчас происходит государственное строительство в ДНР, и какие тенденции наблюдаются по сравнению с 2014-2015 годами?

- Все необходимые институты власти и органы управления сформированы ещё более года назад. Для того чтобы осуществлять управление этой территорией, всё есть. Другой вопрос – качественные характеристики. Во-первых, на повестке дня остро стоят проблемы формирования нашей законодательной базы. Так, до сих пор не принято большое количество законов, сопровождающих правоохранительную деятельность. В частности, закон об оперативно-розыскной деятельности. С этим возникает очень много сложностей и подчас имеет место путаница. Лишь благодаря тому, что мы в ручном режиме многие вопросы решаем, эта путаница несколько нивелируется. Вместе с тем, всё, что должно отвечать за социальные, правоохранительные, военные вопросы, экономику, в том числе и нашу суррогатную банковскую систему - это всё работает и функционирует. По сути, можно сказать, что система самоуправления выстроена, и какого-либо значительного строительства в настоящее время не происходит. Всё находится в достаточно статичном состоянии. Если мы говорим об этом, не затрагивая пропагандистскую и идеологическую сферу.

- А что с законом об ополчении? Он до сих пор так и не принят?

- Нет. Закон об ополчении – это наша болевая точка. Мы уже об этом не говорим, потому что это очень сильно кричит. Мы неоднократно поднимали этот вопрос, заостряли на нем внимание всеми возможными способами и иной раз достаточно неделикатно обращались к власти по поводу этой проблемы. Говорили, что в нашем состоянии, с учетом того, что борьба продолжается, игнорирование этой насущной проблемы – серьезное предательство интересов тех людей, которые продолжают рисковать своими жизнями, а также членов семей наших погибших товарищей. Этот закон нужен даже с точки зрения нашего долга перед теми, кто отдал свои жизни ради того, чтобы мы тут выстояли и что-то построили. Я так понимаю, если выстроить полемику по этой проблеме, то встанут вопросы финансового характера. В любом случае в законе будут предусмотрены какие-то социальные льготы, гарантии, компенсации, но на сегодняшний день вопрос даже об этом не стоит. Мы принципиально стоим на том, что такой закон должен быть, так как необходимо выполнить долг перед теми, кто обеспечил наше настоящее и возможно будущее. Даже если сегодня государство не в состоянии обеспечить исполнение тех или иных финансовых положений закона – это не так страшно. Государству не привыкать быть в долгу у населения. Но даже никаких разговоров и полемики по данному вопросу не ведется. Было предпринято несколько попыток этот закон принять. Наша депутатская группа в Народном Совете неоднократно выносила на рассмотрение разные проекты закона. Все они отклонялись по формальному признаку. Наше депутатское сословие вообще с пониманием на это реагирует, так как многие народные избранники – выходцы из боевых подразделений, непосредственно принимавшие участие в боевых действиях. Они понимают, о чем идет речь. Тем не менее, на уровне администрации главы государства этот вопрос постоянно блокируется. Я начинаю подозревать, что здесь есть некая неприятная политическая подоплека. Принятие закона об ополчении в какой-то степени продемонстрирует наш жесткий и непреклонный курс в конкретном направлении и лишит нас возможности как-то плавать, маневрировать, идти на широкие компромиссы. Это может быть невыгодно кому-то из тех, кто верстает Минские соглашения. Конечно, тут уже начинается чистой воды конспирология, но разумно объяснить, почему этот жизненно необходимый закон не принимается, невозможно. Несмотря на то, что проект закона подавала в том числе группа близкого к Александру Захарченко министра обороны Владимира Кононова, но он все равно не был рассмотрен. Мы уже предполагали, что закон не принимается потому, что инициируем его мы – политические оппоненты действующей власти. Мы отошли в сторону, чтобы не было никаких обвинений, что якобы мы пытаемся на этом спекулировать, зарабатываем какие-то дивиденды перед ополченцами, согласились с любой трактовкой и вариацией закона - лишь бы он отражал интересы тех людей, которые защищали Республику. И все равно ничего с места так и не сдвинулось. Вокруг ситуации с принятием закона на сегодняшний день стоит железобетонная стена. Кто её выстроил и по какой причине, мы так и не смогли разобраться.

- А как вообще официально мотивируют отказ в принятии закона об ополчении?

- Там нет вообще никаких объяснений, полемики или дискуссии. Вот есть, например, тот или иной вариант законопроекта. Они по своей сути мало чем отличаются – какими-то формулировками. Этот законопроект проходит рассмотрение в соответствующей комиссии Народного Совета, затем подается по сложившейся практике на рассмотрение в администрацию главы государства. Если бы он был там рассмотрен и не встретил возражений, его бы возвратили в Народный Совет на голосование. Однако, попадая якобы в администрацию, этот законопроект ложится под сукно, и его дальнейшая судьба неизвестна. Причем этих законопроектов на моей памяти было как минимум 3. Никаких объяснений и вразумительных ответов по этому поводу мы не получаем. Я подчеркиваю, что данная тема очень острая, на ней можно было бы неплохо спекулировать, поднимать рейтинги, целя в одну точку. Но мне кажется бессовестным спекулировать на памяти наших погибших товарищей.

- Как в настоящий момент складывается военная обстановка в ДНР?

- Очень неважно. Буквально 40 минут назад [разговор нашего собкора с Александром Сергеевичем состоялся 19 октября 2016 года, - ред.]пришла информация, что зафиксировано прибытие крупной группы противника – живой силы и техники, в том числе порядка 15 танков, в район Верхнеторецкое – это направление на Константиновку параллельно главной трассе, промежуточная точка между нами и ближайшей к нам подконтрольной Киеву станции Скотоватая. Мы пытаемся понять, что это: очередная ротация, либо усиление и накопление потенциала противника? Пока что мы ротации не увидели. Обычная практика, когда одни прибывают и расквартировываются, а другие убывают, мы пока не наблюдаем и делаем предварительные выводы, что идет накопление сил противника на острых для нас участках. С военно-тактической точки зрения направление Верхнеторецкого очень уязвимое. Действуя на этом направлении, противник снова отрежет Горловку от Донецка и перережет все наши коммуникации. Это только один участок, похожая информация поступает и по другим направлениям. И потому мы делаем выводы, что противник накапливается и готовится к наступательным действиям.

- Об ожидаемом наступлении со стороны ВСУ беспрестанно говорят с февраля 2015 года с самого момента подписания Минских соглашений. Вот сейчас обстановка снова накалилась: практически по всей линии соприкосновения со стороны украинских боевиков обстрелы и разведки боем. Возможно ли, на ваш взгляд, что в самое ближайшее время каратели ринутся на прорыв?

- Здесь необходимо учитывать с одной стороны риторику, а с другой – потенциальную готовность. Я, как человек военный, трезво смотрю на вещи: если мы, например, кроме риторики ничего другого себе не позволяем, то украинцы и риторику соответствующую поддерживают и усиливают свой потенциал, ну и, соответственно, проводят те или иные мероприятия в виде разведок боем. Собственно, происходящее разведками боем можно назвать условно, потому что стычки и обострения происходят на прогнозируемых и ожидаемых участках, где и разведывать-то нечего. Там, как правило, постоянные горячие точки, зоны конфликта, которые не стихают даже когда объявляются очередные «перемирия». Если говорить об их потенциальной готовности, то они готовы. И не хватает искры, какого-то толчка и конкретного мотива для того, чтобы это все было реализовано. На сегодняшний момент нет никаких оснований расценивать их риторику как браваду и своего рода военно-политическое поддавливание. С их стороны мы наблюдаем достаточный потенциал и перевес для того, чтобы сколько-нибудь успешно действовать в наступлении. Сейчас все факторы сошлись – остается только лишь политическое решение, которое приведет к отдаче соответствующих распоряжений. Судя по последней риторике, в Киеве закусили удила, особенно после таких непрозрачных намеков со стороны европейских лидеров в отношении модели поведения Украины, носящих довольно рекомендательный характер. Во-первых, выходки Авакова, когда он откровенно игнорирует эти рекомендации. Во-вторых, пресс-секретарь бывшего президента Леонида Кучмы, который возглавляет переговорную группу, вдруг начала выдвигать такие требования, которые не поднимались ранее. В частности, передача Украине Дебальцево, потому что он якобы не попал в списки городов, которые находятся под нашим контролем. Эти списки верстались еще 19 сентября 2014 года. Они заговорили о Дебальцево, снова подняли вопрос о передаче участков границы с Россией. Они ужесточают риторику, нагнетают обстановку. Возможно, это предвестье каких-то конкретных военных шагов, акций или может быть даже полномасштабного наступления.

- Вооружённые силы ДНР готовы отразить удар?

- Это будет сложно, но, действуя в обороне, мы имеем преимущества. Собственно говоря, в 2014 году мы не располагали даже такими силами. Да, по численному составу мы не уступали нынешнему корпусу народной обороны, но отсутствовали общая организация и структура, не было даже какого-либо подобия армии. Сейчас армия есть. Нас сдерживает и даже смущает в некоторой степени ограниченный состав нашего корпуса, потому что еще в сентябре 2014 года было принято решение ограничиваться конкретной численностью. За два года эта численность не увеличилась. И мы, собственно говоря, будем действовать от обороны. Я думаю, если мы снова прижмемся спиной к крупным населенным пунктам, то здесь украинцам будет практически делать нечего. Проблема в другом: после выхода противника на оперативный простор, мы подпустим их на дистанцию стрельбы такую, что в том же Донецке не останется ни одного места, где люди могли бы чувствовать себя в безопасности. Сейчас мы держим карателей на такой дистанции, что их артиллерия добивает только до определенных границ города, а остальные районы находятся в относительной безопасности. Это районы потенциальной эвакуации мирных жителей и в первую очередь детей, дошкольных и школьных учреждений. Если же противник выйдет на непосредственную близость к нашим городам, то все жилые массивы будут простреливаться вдоль и поперек, и нам будет просто некуда эвакуировать население. В этом и состоит угроза. Естественно, и коммуникации, и жилой фонд подвергнутся куда более серьезному разрушению, чем в 2014 году, когда мы все-таки старались держать украинских захватчиков на приемлемой дальности, насколько это позволяли наши ресурсы и силы.

- Какое, на Ваш взгляд, наиболее ожидаемое направление удара со стороны ВСУ? Чего они будут добиваться: отрезать Донецк и Горловку или в первую очередь взять под свой контроль участок границы с Россией?

- Чтобы взять под контроль границу с Россией, им необходимо сначала перерезать наши внутренние коммуникации. Вопрос в выборе маршрута. На мой взгляд, наиболее вероятно движение между Горловкой и Донецком, где они себя вольготно чувствовали, пока мы не блокировали группировку, находившуюся в районе Ждановки, Енакиево, Кировского с выходами на Шахтёрск, Торез – несколько внутренних населенных пунктов, но большие территории. Если украинские каратели отрежут нас снова от Горловки и выйдут на эти же территории, на оперативный простор, то они без особых затруднений прорвутся в сторону границы. Их вектор перпендикулярно нашей линии соприкосновения направлен строго в сторону границы. Мало того, что разрезаются Донецк и Горловка, так отрезается еще ДНР от ЛНР. Это направление представляется наиболее вероятным, плюс там достаточно места для маневра, чтобы туда можно было загнать крупные силы и соединения и занять сколько-нибудь уверенную оборону, чтобы мы не смогли снова их перерезать и создать там новый котел. Более южное направление, на мой взгляд, не решает стратегических задач. Все-таки разрезать Луганск и Донецк, лишить возможности нас сообщаться, оказывать друг другу помощь, как в ходе Дебальцевской операции, для них наиболее предпочтительно. Поэтому, наиболее вероятным мне представляется главный удар из района Верхнеторецкого на Красный Партизан и Пантелеймоновку. И как мы видим, именно на этих участках и происходит накопление живой силы и техники противника.

- Не так давно, в ходе видеоконференции с передачей Владимира Соловьева на «России 1» Александр Захарченко заявил, что армия ДНР готова брать Киев. Как Вы считаете, это шапкозакидательство или потенциал Вооружённых сил Донецкой Народной Республики действительно позволяет не только освободить временно оккупированные территории Донбасса, но и дойти до логова нацистской хунты, и требуется лишь волевое политическое решение?

- Моя совесть не позволяет мне прибегать к голословным высказываниям, однако существует пропагандистская идеологическая линия, которую следует выдерживать. Я постараюсь выразиться экспертным языком: у нас достаточно ресурсов, чтобы решить задачу и дойти до Киева, а может быть не только до него. Но эти ресурсы нужно мобилизовывать. Если бы мы проводили спланированную мобилизационную подготовку, накапливали хотя бы потенциальный ресурс… Пусть там под ружьем находится ограниченная численность людей, но все остальные пребывают в полумобилизованном состоянии и по свистку наши кадровые подразделения наполняются живой силой. Но любые мобилизационные приготовления требуют времени. На сегодняшний день я не вижу, чтобы в Республике проводилось хотя бы одно мероприятие, направленное на увеличение нашей мобилизационной готовности. Все идет в обычном режиме. Я считаю, если делаются какие-то заявления, то они должны быть подкреплены хоть какими-то видимыми шагами. Если Захарченко хочет произвести впечатление на противоположную сторону – в таком случае он должен не только делать заявления, но и немедленно отдавать соответствующие распоряжения и указы, которые бы действительно свидетельствовали о мобилизационной подготовке и соответствовали озвученному публично. За публичные высказывания следует нести определенную ответственность. Однако никаких приготовлений не делается. Ибо если начнешь действовать сообразно сделанным заявлениям – тут же получишь обвинения в нарушении Минских соглашений. В то же время, не будешь делать никаких приготовлений – сам ставишь себя в деликатное положение. Любые военные эксперты понимают наши ограниченные возможности. Для того чтобы идти в наступление по классике нужно иметь тройной перевес в живой силе и военной технике. Плюс – хороший совокупный артиллерийский залп, чтобы подавить противника на его позициях. Никаких приготовлений с нашей стороны в этом отношении не делается. У нас даже поснимали внутренние блокпосты, и теперь говорят о разгуле терроризма и убийствах наших героев. К сожалению, сделанные должностными лицами заявления сильно отличаются от действий, которые должны их подкреплять. Меня это смущает.

- На мой взгляд, существует некая двойственность. Например, сегодня тот же Захарченко говорит, что мы готовы дойти до Киева, а уже завтра Басурин или Пушилин заявляют, что Минск незыблем, и мы не намерены нарушать это так называемое перемирие… Вам так не кажется?

- Недавно пресс-секретарь Президента РФ Дмитрий Песков сказал, что Россия имеет влияние на лидеров непризнанных республик, но оно не безгранично. И в первую очередь, это касается тех или иных высказываний. Действия можно проконтролировать, а вот сделанные в эмоциональном порыве горячие высказывания нет. Три минуты разговора по скайпу, а резонанс уже огромный, и противник использует любые слова и выражения в своих интересах. Нужно понимать, что зачастую наши лидеры испытывают недостаточный уровень ответственности и контроля за своими высказываниями, и многие их заявления сильно попахивают популизмом.

- На днях Донбасс, да и всю Россию потрясло убийство Моторолы, который вне всех сомнений был одним из символов Новороссии. Кто, на Ваш взгляд, стоит за этим терактом: украинские диверсанты или может некие силы внутри Республики?

- Я сразу сбрасываю криминальную и политическую версии убийства. Ни к политике, ни уж тем более к криминалу Арсен не имел никакого отношения. Он никогда не избегал наиболее серьёзных участков боевых действий, где находился лично и не пытался найти для себя комфортные условия. Вокруг него постоянно было много журналистов, которые освещали все, вплоть до его бытовых условий. Свое признание Моторола получил более чем заслуженно. Когда произошла структуризация, был создан корпус народной обороны, Арсен вошел в его состав как командир батальона спецназначения «Спарта». Командование корпуса относилось к нему с большим уважением. С его стороны каких-либо выходок, смущающих поступков и действий замечено не было. Моторола не демонстрировал амбиций в занятии каких-либо официальных высоких постов в Республике. Человек занимался исключительно военным делом - тем, что у него лучше всего получалось. Поэтому, круг версий резко сужается. И остается, пожалуй, официальная версия с украинскими диверсантами, которая представляется наиболее вероятной, и совсем уж какие-то конспирологические версии и теории. Для того чтобы соблюсти объективность, их тоже необходимо учитывать и рассматривать, но ввиду недостатка у нас какой-либо информации, они носят весьма приблизительный характер, и их даже некорректно сейчас озвучивать.

-Что произошло с бригадой «Восток»? В настоящее время она существует?

- «Восток» настолько вошел и в обиход, и в сознание, что он объективно продолжает существовать. В состав моего подразделения входили непосредственно «Восток» и Шахтерская дивизия. Когда в определённый момент возникли сложности у Шахтерской дивизии, я её включил в состав «Востока». Это было созданное на волне протестного подъема соединение, которое выполняло не только военную, но и идеологическую задачу, так как Донбасс – шахтерский край. Собственно, до дивизии оно, конечно, не дотягивало. В его составе были 2-3 батальона, это порядка 800 человек. Это было нормальное боевое подразделение, которое дислоцировалось на юго-западе ДНР и держало направление на Мариуполь, Курахово, контролировало Петровский и отчасти Кировский районы города Донецка. В определенный момент встал вопрос о его разоружении. Я воспротивился такому решению и включил Шахтёрскую дивизию в состав «Востока». Мы поделили с ней всю нашу материальную базу. Даже те небольшие деньги, которые нам удавалось находить, мы делили на всех военнослужащих, потому что у многих семьи, дети. Таким образом, численность «Востока» возросла до 4500 человек. Когда формировался корпус, нам был выделен официальный штат для «Востока» 2500 военнослужащих. В результате переговоров мы сумели получить еще дополнительно три батальона территориальной обороны, два из которых отдали Шахтерской дивизии и один остался собственно «Востоку». Также мы получили батальон специального назначения во Внутренних войсках (ВВ) МВД ДНР. В результате мы смогли интегрировать практически всех военнослужащих за небольшим исключением. Так, например, в состав ВВ не смогли войти бывшие ополченцы, имевшие судимости, даже если таковые уже были искуплены кровью. Таким образом, «Восток» интегрировался в две структуры – военную и милицейскую, но с идеологической точки зрения остался единым подразделением. И бойцы корпуса, и военнослужащие ВВ носят шевроны «Восток», существует взаимосвязь между командирами. Тем более, они, по сути, остались на тех же самых позициях, которые удерживали, будучи в составе ополчения. Так, рядом стоят батальон внутренних войск и батальон 11мотострелкового полка – той воинской части, под которую выделили штат в 2500 единиц. Взаимодействие, прикрытие огнем, соприкосновение флангами – все осталось на прежнем уровне.

- Какие настроения сейчас преобладают как в Вооруженных силах, так и среди гражданского населения ДНР? Каким люди видят будущее Республики с точки зрения её политического статуса?

- Тут следует разделять военнослужащих и гражданское население. У военного сословия своя морально-психологическая атмосфера и идеологическая линия. Что касается гражданского населения, то его предпочтения могут колебаться и зависеть от различных факторов, вплоть до наступления того или иного времени года, и это отражается на социальных опросах, на мнениях. Я, конечно, утрирую, но этот фактор нельзя сбрасывать со счетов. В целом же, тенденция очевидна. Всё больше граждан склоняется в сторону присоединения к России. Причем это не просто подслушанные разговоры в общественном транспорте и в очередях на рынке. Это, в первую очередь, данные независимых соцопросов, которые проводятся для мониторинга настроения жителей ДНР. По самым последним данным, 71% жителей Республики выступают исключительно за присоединение к России. Сторонников возврата в состав унитарной Украины не более 3-5%. До 9% не возражали бы жить в составе автономной Украины. Остальные цифры распределились между теми, кто затрудняется ответить или не пошел бы на референдум, и теми, кто хотел бы жить в составе независимой Донецкой Народной Республики. Цифры говорят сами за себя. Динамика менялась таким образом: через каждые три месяца количество желающих присоединиться к России возрастало примерно на 10%, в то же время сокращался процент тех, кто хотел бы видеть Республику независимой. Эта сухая статистика красноречивее многих декларируемых заявлений, что не может не вызывать серьезную тревогу, потому что налицо недоверие самому факту возможности жизни в рамках независимого государства. Тем не менее, цифры четко отражают желание людей стать частью уже сложившейся мощной структуры, которая способна обеспечить необходимые базовые гарантии, такие как безопасность, социальное обеспечение. Ранее довольно высокий процент людей выступал за то, чтобы жить в составе независимой ДНР или более широкого, но суверенного образования. Это свидетельствует в первую очередь о том, что мы не до конца что-то создали, что-то не предусмотрели, и в итоге оно работает с существенными сбоями.

Что касается нашего военного сословия, то здесь все гораздо сложнее. Во-первых, до 40% военнослужащих, которые находятся в настоящее время на передовой, выходцы с территорий, оккупированных Украиной. Им, по сути, некуда возвращаться. Их пребывание на передовой – не только осознанный поступок, чувство долга, но и безысходность. С учетом того, что состав корпуса народной обороны ограниченный, мы не имеем возможности проводить постоянные ротации личного состава, выводить людей с передовой на длительный отдых. Большинство боевых подразделений находится на линии соприкосновения практически постоянно, и морально-психологическая усталость людей налицо. Отсюда случаются казусы, нарушения военной дисциплины, иногда даже распитие спиртных напитков на местах, но это следствие не плохого контроля со стороны руководителей, а тяжелого внутреннего состояния. Тем более, топтание на месте, неопределенность и дезориентированность бьют именно по этой категории людей – по военным, находящимся на самых горячих участках. Во-вторых, большое количество военнослужащих постоянно находится в тылу, ходит в чистой военной форме. Порядка трети личного состава корпуса не имеет к передовой ни малейшего отношения. Они находятся при штабных и иных подразделениях, которые находятся внутри города и тоже получают различные знаки отличия и медали. Понятно, что их настроения существенно отличаются от настроений тех людей, которые безвылазно сидят в необорудованных окопах. Здесь будет уместным дать характеристику нашей линии соприкосновения. У нас отсутствуют даже блиндажи с нормальным перекрытием. Любое попадание даже 82-мм мины в крышу блиндажа убивает всех, кто там находится. Противник же, как правило, занимает более выгодные позиции, прижимается к населенным пунктам: те же Авдеевка, Верхнеторецкое... И у них была возможность там нормально обустроиться. Тем более что ротации постоянные, живой силы, техники и топлива хватает. Они закрепились там основательно, построили такую серьезную оборонительную линию, на которой можно переждать даже артналеты. У нас ситуация другая. Многие позиции расположены в чистом поле. Туда даже подвезти БК, доставить питание проблематично. Находящиеся там люди понимают, что любая атака противника закончится для них отрезанием, окружением и уничтожением. В поле их никто не прикроет. Второй линии обороны, куда можно было бы отступить, нет. Естественными нашими преградами служат железнодорожное полотно, различные мосты и развязки. У нас нет ни эшелонированной обороны, ни нормальных блиндажей и ДОТов. Ничего не делается даже там, где есть возможность применить технику для подготовки второй линии обороны, притом, что ресурсы у государства для этого есть. Пусть мы не желаем подавать признаков подготовки к наступлению, чтобы не получить обвинений в нарушении Минска, но что мешает нам подготовить нормальную оборону, позволяющую обеспечить собственную безопасность? Военнослужащие все это видят и понимают, что единственной преградой на пути противника в случае его широкомасштабного наступления станут их тела…

«Закон об ополчении – это наша болевая точка. Мы уже об этом не говорим, потому что это очень сильно кричит»

- Может высшее руководство ДНР не занимается собственной обороной, потому что надеется на помощь со стороны России в случае наступления ВСУ?

- Надежда на помощь России – самый основной фактор. Но я бы не стал слишком на него уповать. Любой российской военной части, которая дислоцируется даже в Южном федеральном округе, чтобы прибыть к месту событий, развернуться из походных в боевые порядки, требуется от 8 часов до суток в зависимости от оперативности действий. А все это время необходимо удерживать противника, действуя в обороне. Если всерьез заняться обустройством таковой, то это умерит прыть со стороны украинских карателей. Риторика будет совсем иной, когда они будут понимать, что им придется штурмовать эту линию Мажино или линию Маннергейма, где они положат половину своей армии. Я считаю, что к обороне нужно готовиться основательно, независимо от стратегических планов на будущее. Это конкретные сегодняшние насущные задачи. Украинцы каждый день трубят, что пойдут в наступление. Тем не менее, на отдельных участках они соорудили уже по три оборонительных линии. С нашей же стороны мы видим абсолютную некомпетентность и наплевательское отношение к тем необходимым задачам, которые следовало уже давно решить. Я бы не стал возлагать здесь ответственность на командование корпуса, так как этот вопрос должен стоять на правительственном уровне. Но первые лица государства пока только делают резкие заявления, за которыми, по сути, ничего не стоит…

(Продолжение беседы)