ЕВРАЗИЯ - Иппосинтезатор

Иппосинтезатор

Бартабас в своей жизни больше сидел в седле чем вылетал из него

Для Бартабаса, основателя и художественного руководителя конного театра из Франции «Зингаро», графа «национальность» отпала за ненадобностью. Если уж и определять её, то вписать туда можно «всадник». А может и кентавр он, только положительно заряженный. Напрасно в российской прессе его дразнят Карабасом-Бартабасом. Относится он к своим четвероногим артистам трепетно. Когда его лошадь повредила ногу, он снял свой спектакль, который должен был показывать вместе с «Баттутой» в Москве, представьте себе, в четыре часа утра, на рассвете…

Новый французский цирк сдвинулся от формы к содержанию. Он пошел не в ширь, а в вглубь, в самую душу. После таких спектаклей на Цветной бульвар уже не тянет.

Конечно, в своей жизни он больше сидел в седле, чем вылетал из него. «Зингаро» существует уже двадцать лет. Первые выступления этого театра стали сенсацией. Авиньонский фестиваль, в котором «Зингаро» впервые участвовал в 1987 году, счел для себя за честь представлять каждую премьеру Бартабаса. Заданная однажды планка не падает, его выступлений ждут как праздника и в Европе и в Америке. Жанр своих новых постановок Бартабас определил как «Конное кабаре». В это трудно поверить, но лошади у него могут галопом даже бить чечётку. Впоследствии он создал «Конную оперу», театрально-танцевальные спектакли «Химера» с индийско-цыганскими мотивами и «Затмение» с темой корейского ритуала.

И вот сегодня в третий раз «люди-кони» в Москве, выступают на правах гостей и друзей на Чеховском театральном фестивале. Бартабас в Коломенском, в шапито, отстроенном шесть лет назад специально для него, прощается со своим спектаклем «Баттута», снимая его со своего репертуара.

Его «табор» явился в мир тогда, когда французский цирк умирал. Трудно себе представить, что придумал бы Бартабас, если бы не его лошади дали этому виду искусства «свежую кровь». Конечно, выкрутился бы. И дело даже не в том, что отправил бы на арену другую живность, как делал это когда-то, запустив в свой «космос» уток и крыс. Бартабас по своему духу обновитель, потому что не дорожит стерильностью жанров, он их замешивает в густой феерический микс. Чудо – это когда не понимаешь, как сделан спектакль. Это про бесшовный подчерк Бартабаса.

Новый французский цирк сдвинулся от формы к содержанию. Он пошел не в ширь, а в вглубь, в самую душу. После таких спектаклей на Цветной бульвар уже не тянет. Ведь наш цирк отличается безупречной технологичностью, умением работать без страховки, красочной мишурой, но нет в нём поэтичности и предоставленной нам возможности оторваться по-шагаловски от земли.

Лошадь для Бартабаса – это не только зеркало, в котором отражается всё вложенное им, лошадь здесь как символ самой уносящейся жизни.

Спектакль «Баттута» о кочевой жизни цыган. Его стилистика напоминает фильмы Эмира Кустурицы, мажорные и хулиганские. Здесь не найдете болезненной тонкой рефлексии интеллектуала, хоть Бартабас и считает себя во многом учеником Андрея Тарковского. Его искусство, не побоимся грубых слов, пахнет навозом. Какая-то маленькая девочка шла на «Баттуту» и сказала: «Как здесь воняет!» «Это запах лошадиного навоза, он не воняет, а пахнет», - терпеливо объяснила её мама. И здесь бы Бартабас обнял эту русскую женщину как родную.

Тут, кстати, в разработке темы неожиданной субстанции, вспоминается книга Михаила Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса», где он пишет о народных праздниках и закидательстве остатками прежней роскоши. Как говорится, всюду жизнь! Вот вам синтез и анализ в самом примитивном виде. А средневековье проглядывается здесь, есть и площадной физиологичный юмор. Ведь «баттута» в переводе с итальянского это не только удар, но и шутка. Но мог же поэт-школяр Франсуа Вийон низкое делать высоким, а высокое низким – так и у Бартабаса, тут французское в нём неистребимо.

Всё же главным элементом в спектаклях Бартабаса является джигитовка, но нередко поднятая до уровня метафоры. Поседевший цыган что есть силы бежит за своей лошадью, получается не только двигаться синхронно, а прыгнуть в седло. Лошадь для Бартабаса – это не только зеркало, в котором отражается всё вложенное им, лошадь здесь как символ самой уносящейся жизни. Только не задавайте Бартабасу вопроса: отчего лошади не летают, как птицы. Они взлетают, хоть бескрылы, каждый раз опускаясь на землю, чтобы по-антеевски черпать у неё силу. И тут они как упрёк механическому гусю в руках наездника, который машет крыльями, но не может быть птицей по-настоящему, наверное, слишком одомашнен.

«Баттута» хороша тем, что в который раз учит жить tutti. Вместе. Без границ. Без «прим» и «второго ряда». Румынские и молдавские музыканты, призванные быть здесь как бы фоном, в какой-то момент становятся главными героями действия, оставив свои скрипки и трубы, стараясь унять перекрикивающихся наездников. В программке тщательно перечислены все художники по костюмам для артистов и лошадей, костюмеры… Будь у Бартабаса времени побольше, он мог бы сделать всю эту работу сам. Среди конюхов его имени нет, но мы-то знаем, кто здесь главный конюх.

После отыгранного первого представления в Коломенском, Бартабас сказал, что он не знает, вернётся ли когда-нибудь в Россию. Если учесть, что он привык двигаться по арене, а значит по кругу, надеяться стоит.

Валерия Олюнина